— А кроме листовки, что было в карманах убитого?
— Все, чем он располагал, господин штандартенфюрер. Наш пропуск. Записки. Пистолет…
— Выходит, убийца не успел забраться в его карманы?
— Именно так, господин штандартенфюрер. Но зато убийца успел скрыться, что для него было важнее.
— Так… — Реттгер задумался…
4
Новый стук в дверь нарушил установившуюся тишину.
— Штурц, пойди узнай, что там такое! — приказал Реттгер. — И предупреди, чтобы больше не стучали, пока я занят с вами.
Штурц быстро вышел и сразу же вернулся с новым тетрадочным листком в вытянутой руке.
— Еще одна листовка, господин штандартенфюрер! Реттгер с прежней брезгливостью развернул ее, взглянул на текст и передал переводчику.
— Прочти и переведи! — приказал он, бросив взгляд на Смурова. Тот стоял все так же почтительно, с шапкой в руках. И ни одна черта не дрогнула на его лице, когда он издали смотрел на знакомый тетрадочный листок, на неведомо откуда появившуюся новую листовку и думал: «Неужели это она, восьмая?»
Вирклих пробежал листовку глазами и почтительно доложил:
— Все то же самое, господин штандартенфюрер, слово в слово.
— Хорошо… А откуда эта, Штурц?
— Шакун добыл через своих людей. Он здесь. Ждет. Впустить?
— Не надо мне его! — отмахнулся Реттгер. И, адресуясь к своему начальнику гестапо, ядовито заметил: — Этот зубастый дурак оказался оперативнее тебя, Хенке…
— Но он же действовал по моему заданию, господин штандартенфюрер! — нашелся Хенке.
Реттгер взял обе листовки, положил их перед собой и стал внимательно рассматривать тексты, сравнивая.
— Одна бумага, один карандаш, один почерк, — заключил он. — Сколько же таких листовок было всего? Можешь ты, Хенке, что-то ответить на это?
— Сборища были у всех бараков, господин штандартенфюрер. Видимо, и листовок было столько же — восемь.
— А ты, староста, смог бы разыскать остальные листовки?
— Это можно, господин полковник. Но зачем? Чем они вам угрожают?
— Спрашиваю тебя я! — прикрикнул Реттгер. — А тебе положено только отвечать!
— Позвольте увести его от вас, господин штандартенфюрер! — попросил Хенке. — Мы научим его, как разговаривать с вами. И, начиная с него, размотаем весь клубок с этими листовками.
— Ты тугоухий, Хенке! — оборвал его Реттгер. — Ты плохо слушал и еще хуже думал. Надо было тебе действовать раньше, а не зевать. И не допускать, чтобы я разбирался за тебя в таких делах…
Реттгер помолчал, поглядывая то на гестаповцев, то на Смурова, решая…
— Я тебя отпускаю, — неожиданно сказал он Смурову. — Собери остальные листовки и передай их в свою шрайбштубу. И смотри, чтобы в дальнейшем подобных беспорядков в лагере не было! Иначе — пожалеешь, что родился живым! Понял?
— Постараюсь, господин полковник, чтобы таких листовок в лагере не было.
— Вот так и надо мне отвечать.
— Но если кто-то будет пускать среди заключенных такие же выдумки устно — я за этим уследить не смогу, господин полковник.
— Это уже не твоя забота. Ты обязан обеспечить порядок и дисциплину в лагере. И будешь за это отвечать головой! Все! Можешь идти.
Смуров повернулся и пошел к выходу, сдерживая желание ускорить шаги…
— Доведите его до лагеря! — приказал Реттгер конвоирам.
Те, щелкнув каблуками, заспешили вслед за Смуровым.
— Ты, Вирклих, тоже свободен.
5
Несколько секунд Реттгер молча посматривал на своих подчиненных, ошеломленных тем, что староста выскользнул из их рук.
— Вижу, что вы имеете ко мне вопросы, — сказал он. — Спрашивайте, я разрешаю.
— Что прикажете предпринять по этому делу дальше, господин штандартенфюрер? — нерешительно спросил Хенке.
— Прежде чем что-то делать, надо разобраться, что уже выяснено, что осталось неясным. Так?
— Так, господин штандартенфюрер, — поспешил согласиться Хенке.
— Что же осталось в этом деле невыясненным?
Не зная, как ответить, Хенке растерянно пожал плечами.
— Выяснено главное, — начал Реттгер, — славяне не знают, что в действительности делается на фронтах сегодня. Значит — приемника у них нет и советских сводок они не слушают. Нет у них и подпольной организации: она не допустила бы такую глупость, как расклеивание листовок. Следовательно, отпадает для расследования самое важное, что имеет серьезное значение… Это вам ясно?
Хенке и Штурц согласно закивали головами.
— Не выяснено, — продолжал Реттгер, — кто писал и расклеивал листовки. Те, что у нас, написаны одним лицом. Полагаю, и остальные написаны им же… Попробуйте нащупать этого писаку через наших агентов. Применять другие меры я не разрешаю. Сейчас уже нельзя истреблять славян без разбора. Это будет замедлять работы, а их нам надо быстрее кончать… Это ясно?…
Так же почтительно гестаповцы выразили свое согласие и с этими словами своего грозного начальника.
— Теперь о старосте… Ты, Хенке, недавно докладывал мне, что с этим старостой порядок в лагере улучшился. Что при конвоировании и на работе славяне стали дисциплинированнее… Это так?…
— Да, это так, господин штандартенфюрер! — подтвердил Хенке.
— Вот и пусть он пока живет и старается… Мы все время ищем среди славян специалистов, чтобы они на нас работали. А этот староста, ненавидя нас — это явно видно, сам того не замечая, работает на нас… Понятно?
— Все-таки жаль, господин штандартенфюрер, что вы выпустили такого… И он унес в целости свою наглую голову, — осмелился сказать Хенке.
— Если бы такая голова, но без советской начинки, была на твоих плечах, я мог бы спать спокойно, — сердито сказал Реттгер. — А сейчас вы его не трогайте!… Ему, как и всем славянам, будет здесь один конец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92