Европейца чрезвычайно поражает то обстоятельство, что жители цивилизованного поселения, существующего 170 лет, до сих пор не знакомы с течением реки, на берегах которой стоит их родной город, как они с гордостью его называют. Для частного лица обследовать реку было бы очень трудно, так как не удалось бы достать нужного количества индейцев-гребцов. Я знал только одного человека, который поднялся по Тефе на сколько-нибудь значительное расстояние, но он не в состоянии был внятно рассказать о реке. Единственное племя, живущее, насколько известно, на ее берегах, — катауиши, которые продырявливают губы и носят в отверстия ряды гибких прутьев. Территория, занимаемая ими, лежит между Пурусом и Журуа, захватывая оба берега Тефе. С запада, в милях в 30 выше Эги, в озеро впадает большая судоходная река Бараруа; несколько ниже устья этого притока озеро сильно суживается, но снова расширяется дальше к югу и сразу же оканчивается там, где берет начало собственно Тефе, узкая река с сильным течением.Вся страна на сотни миль покрыта живописным, но непроходимым лесом; имеются только две дороги, по которым можно совершать загородные экскурсии из Эги. Одна из них — узкая охотничья тропа длиной около 2 миль, которая идет через лес позади поселения, другая — чрезвычайно приятная тропинка вдоль пляжа к западу от города. Пройти по ней можно только в сухой сезон, когда обнажается плоская полоса белого песчаного пляжа у подножия высоких берегов озера, покрытых деревьями, которые, поскольку здесь нет подлеска, образуют просторную тенистую рощу. Каждый день в продолжение многих недель очередного сухого сезона я бродил по этой прелестной дороге. Деревья, в числе которых было много мирт и дики; гуйяв с гладкими желтыми стволами, в это время цвели, а вдоль тропинки, в прохладной тени, плескалась вода озера Уголок этот служил приютом зимородкам, зеленым и синим древолазам, пурпурноголовым танаграм и колибри. Впрочем птиц обычно бывало немного. На каждом дереве обитали цикады, производившие своими пронзительными звуками ту громкую дребезжащую музыку, которая служит обычным аккомпанементом к лесной прогулке в жарком климате. У одного очень красивого вида крылья были украшены ярко-зелеными и алыми пятнами. Вид этот был очень распространен, иногда на одном дереве сидели по две-три цикады, прицепившись, как обычно, к ветвям. Приближаясь к населенному цикадами дереву, можно увидеть ряд струек прозрачной жидкости, брызжущих откуда-то сверху. Нередко мне попадал прямо в лицо удачно направленный полный заряд; правда, жидкость безвредна, имеет сладковатый вкус и выбрасывается насекомым из анального отверстия, вероятно, для самозащиты или от страха. Численность особей и разновидностей ярко окрашенных дневных бабочек, порхавших в этой роще в солнечные дни, была столь велика, что яркие и красочные движущиеся хлопья составляли весьма своеобразную черту в общем облике этого места. Невозможно было ступить ни шагу, не спугнув стаи бабочек с сырого песка у самой воды, где они скоплялись в поисках влаги. Среди них были бабочки чуть ли не всех цветов, размеров и форм; я насчитал тут 80 видов, относящихся к 22 разным родам. Замечательно, что за очень малыми исключениями все особи этих разных видов, резвившихся на солнечных местах, оказались самцами; подруги их, отличающиеся куда более скромным убранством и несравненно менее многочисленные, не выходили за пределы лесной тени. Каждый день после полудня, когда солнце опускалось, я наблюдал, как эти ярко разодетые кавалеры — любители солнца удалялись в лес, где их встречали, должно быть, возлюбленные и жены. Самыми многочисленными после очень распространенных желтых, как сера, и оранжевых видов были Eunica — род, около дюжины крупных видов которого бросались в глаза своим блестящим темно-синим и пурпуровым нарядом. Великолепная Caltithea markli с крыльями очень тонкой текстуры, окрашенными в сапфирово-голубой и оранжевый цвета, была здесь лишь случайным гостем. В отдельные дни, когда стояла очень тихая погода, два мелких золотисто-зеленых вида (Symmachta trochilus и colubrls), усаживаясь на песок, широко раскрывали сверкающие крылья и чуть не сплошь покрывали его ровную поверхность. Пляж заканчивается в 8 милях за Эгой, у устья одного ручья; затем характер береговой полосы меняется, и речные берега скрываются за цепью низменных островков, лежащих посреди лабиринта рукавов.Во всех прочих направлениях мои весьма многочисленные экскурсии совершались по воде; в пределах ближайшей окрестности самые интересные экскурсии я совершил к домам индейцев на берегах глухих протоков; достаточно будет рассказать об одной такой экскурсии.23 мая 1850 г. я посетил в сопровождении делегаду Антониу Кардозу семейство из племени пасе, жившее близ истоков Игарапё, который течет с юга и впадает в Тефе около Эги. Близ города проток имеет больше четверти мили в ширину, но несколькими милями дальше он постепенно суживается, пока не превращается в ручей, текущий по широкой ложбине в лесу. Когда река поднимается, она заполняет ложбину: стволы высоких деревьев уходят тогда на много футов под воду и маленькие челноки могут в течение целого дня плыть под их сенью; среди ветвей и низких деревьев прорубаются постоянные пути, или аллеи. Таков общий характер страны Верхней Амазонки, слегка возвышенной и очень холмистой: лощины в сухие месяцы образуют узкие долины, а во влажные — глубокие судоходные протоки. В глухих уголках на берегах этих тенистых речек все еще влачит жалкое, почти первобытное существование несколько семейств или мелких групп коренных жителей — остатков некогда многочисленных племен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171