Попытаемся приструнить этих маленьких зеленоглазых дьяволят. Джерри, я знаю, ты будешь хорошим отцом моим детям.Я видел, как ты обращаешься со своими детьми, ты — хороший отец.— Ничего подобного, — сказала Руфь. — Он садист. Он их дразнит.Ричард слушал ее и кивал.— Он не идеальный, но он вполне о'кей, Руфи-детка. Он человек незрелый, ну, а кто сейчас зрелый? Руфь продолжала:— Он заставляет их против воли ходить в воскресную школу.— Детям необходима, — сказал Ричард, по-пьяному тупо и сонно растягивая слова, — детям необходима жизненная основа, пусть самая идиотская. Джерри, я буду платить за их обучение и одежду.— Ну, за обучение — конечно.— По рукам.Ричард принялся набрасывать цифры. В тишине как бы сдвинулась огромная, физически неощутимая тяжесть — так под папиросной бумагой в Библии обнаруживаются детали гравюры, изображающей ад.Джерри воскликнул:— Да, но как же будет с моими детьми?— Это уж твоя забота, — сказал Ричард, сразу протрезвев.— Отдай мне одного, — обратился Джерри к Руфи. — Любого. Чарли или Джоффри — ты же знаешь, как Чарли изводит малыша. Их надо разделить.Руфь плакала; трясущимися губами она произнесла:— Они нужны друг другу. Мы все нужны друг другу.— Прошу тебя. Чарли. Разреши мне взять Чарли. Салли вмешалась в разговор:— А почему ты не можешь его взять? Они такие же твои дети, как и ее.Руфь повернулась на своем стуле с прямой спинкой.— Я бы, возможно, и отдала их, будь на твоем месте другая женщина, — сказала она. — Но не ты. Я не доверю тебе моих детей. Я не считаю тебя подходящей матерью.— Как ты можешь говорить такое, Руфь! — возмутился Джерри. — Посмотри на нее! — Но уже сказав это, он вдруг понял, что, возможно, только ему она кажется нечеловечески доброй, только для него лучится добротой ее лицо — лицо, которое он видел запрокинутым от страсти под своим лицом: глаза закрыты, губы раздвинуты — словно отражение в воде пруда. Он видел в ней слишком многое и был теперь как слепой, и, возможно, они — Ричард и Руфь — видели ее точнее.
Ты не веришь, что я такая простая. А я простая, как… как эта разбитая бутылка.
— По воскресеньям, на каникулы — безусловно, — сказала Руфь. — Если я рехнусь или убью себя, — бери их. Но пока они остаются со мной.— Да, — без всякой надобности подтвердил Джерри. Он находился в каком-то странном состоянии: стремясь побыстрее отделаться от Ричарда, он так себя взвинтил, что потерял над собой контроль и в этом состоянии неуправляемости невольно повысил голос, измеряя всю глубину своей беспомощности. Измерив же ее, он умолк, и наступила необъятная тишина.Внезапно Ричард сказал:— Ну, Салли-О, поздравляю. Поздравляю, девочка, ты своего добилась. Ты ведь многие годы нацеливалась на Джерри Конанта.— В самом деле? — спросил Джерри.— Конечно, — сказала ему Руфь. — Каждому это было ясно. Даже как-то неловко становилось. Ричард сказал:— Не перечеркивай этого, Руфь. А может, это самая что ни на есть настоящая, подлинная amour de coeur лирическая любовь (франц.)

. Давай пожелаем деткам счастья. Единственное, от чего ты никогда не будешь страдать, Джерри, — это от скуки. Салли — существо неспокойное. У нее много прекрасных качеств: она хорошо готовит, хорошо одевается, хороша — ну, относительно хороша — в постели. Но спокойной ее не назовешь.— Разве мы об этом говорили? — спросил Джерри.— Мы говорили об обучении детей, — сказала Руфь. И поднялась. — Я поехала домой. Больше я не могу.— Должен сказать, — заявил Джерри с вновь пробудившимся желанием досадить этому типу, — что я сторонник государственных школ.— Вот и я тоже, приятель Джерри, — сказал Ричард, — и я тоже. Это Салли настаивает на том, чтобы деток возили автобусом в школу для снобов.— Это мои дети, — решительно заявила Салли, — и я хочу, чтобы они получили самое лучшее образование. — Мои — Джерри сразу заметил, что в этом слове для нее заключена особая красота: по ее артикуляции ясно было, какое это бесценное слово.Руфь спросила, нерешительно опускаясь снова на стул:— А что, если Джерри захочет бросить работу? Ты согласишься жить с ним в бедности?Салли тщательно обдумала ответ и, казалось, была довольна результатом.— Нет. Я не хочу быть бедной, Руфь. Да и кому охота?— Мне. Если бы всем нам приходилось в поте лица добывать свой хлеб, у нас не было бы времени на это… это безумие. Все мы до того избалованы, что от нас смердит.— Руфи, — сказал Ричард, — ты высказываешь вслух мои мысли. Назад к природе, к простоте и бедности. Я всю жизнь регистрировался как демократ. Я дважды голосовал за Эдлая Стивенсона.Салли, обретя, наконец, дар речи, решила теперь высказать все, что пришло ей в голову, пока говорили другие.— Понимаете, подпись под бумагой еще не означает, что вы уже не муж и жена. — Джерри слышал это и прежде, когда она шепотом поверяла ему свою душевную муку; сейчас это прозвучало неуместно, нескладно, не вполне нормально. Руфь поймала его взгляд, потом посмотрела на Ричарда. Салли же, почувствовав, что они втихомолку потешаются над нею, распалилась еще больше:— А человек, который больше всех теряет, не вызывает ни у кого из нас ни капли сочувствия. У Руфи остаются ее детки, мы с Джерри получаем друг друга, а Ричард — ни черта! — Она потупилась; волосы упали ей на лицо, словно опустился занавес после пламенной речи.Ричард наблюдал за своими гостями, подстерегая их реакцию, и, казалось, колебался, не зная, присоединиться ли к ним, или возродить союз с женой. Переняв ее тон, он ринулся в наступление:— Джерри, разреши мне кое о чем тебя спросить. Ты когда-нибудь был один? Я хочу сказать: как перед Богом, до самого нутра, растуды тебя в качель — совсем один.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95