Своим плачем она разбудила его и прервала сон, в котором был извилистый коридор и дожидающаяся его высокая женщина в белом одеянии.
- Папа, Нэнси говорит, что кошка с фермы затащила под лестницу какого-то зверька. Хомячка нет в клетке, а я боюсь проверить...
Пайт вспомнил мерный скрип, под который привык отходить ко сну, и соскользнул с кровати, чуя недоброе. Анджела вздохнула во сне, но не шелохнулась. Пол и лестница были холодные. Нэнси, скорчившуюся в розовой ночной рубашонке на коричневом диване в гостиной, освещал предутренний свет, растворяющий тени. Вынув изо рта палец, Нэнси крикнула отцу:
- Я не нарочно, не нарочно! Это вышло случайно! У него пересохло во рту.
- Ты о чем? Где хомяк?
Дочь смотрела на него такими огромными невинными глазами, что, казалось, в комнате с низким потолком прибавилось окон. Мебель, выплывающая из сумерек, выглядела скопищем разумных существ, парализованных страхом.
- Где зверек, о котором ты говорила Рут? - повторил Пайт.
- Я не нарочно... - И Нэнси разрыдалась. Ее гладкое лицо разъехалось, как набальзамированная диковина, вынесенная на воздух. Пайт остолбенел - до того сильный поток энергии хлынул из дыры, проделанной ею в сером утреннем свете.
- Плакса-вакса-гуталин... - затянула Рут. Нэнси снова заткнула дыру большим пальцем.
Маленький кулек лежал кверху брюшком посреди кухни. Кошка с фермы наблюдала за ним из-за табурета, труся, но с чувством своей правоты. Ее инстинкт сработал быстро и безошибочно. Хомяк был мертв, хотя как будто цел. Пайт потрогал пальцем безжизненное тельце; обнаженные зубы зверька походили на зубья расчески, зато глаза были закрыты, словно покойный следовал правилам человеческой породы. Подобие ресниц, четыре подогнутых лапки, гладкий нос-нашлепка.
Рут, стоявшая в двери кухни и все видевшая, все-таки спросила:
- Это он?
- Да, детка. Его больше нет.
- Я знаю.
Происшедшее было нетрудно восстановить. Рут, считавшая, что ее любимцу требуется больше пространства, заподозрила, что взрослые поступают жестоко, заставляя его беспрерывно крутить колесо: она не допускала, что животное покорно принимает неволю, а Пайт никак не выполнял свое обещание сделать бедняжке клетку побольше. Тогда вокруг клетки был устроен вольер из оконных сеток в рамах, до того дожидавшихся на чердаке лета. Рут связала рамы бечевкой. Хомяк уже несколько раз выбирался из этого вольера и исследовал комнату. Накануне он спустился вниз и открыл в темноте, пропитанной лунным светом, немыслимые раньше континенты, леса из кресельных ножек, ковры, подобные размером, и запахом океанам. Но ближе к утру невинная великанша в ночной сорочке впустила в его новый мир львицу с катарактой на глазу. Хомяк не успел испугаться и ничего не чувствовал, пока в него не вонзились клыки, обдав его напоследок экзотическими запахами кошки, коровы, росы.
Анджела спустилась вниз в голубом халате. Пайт не сумел ей объяснить, почему неприятность выросла для него в трагедию, почему он переживает даже больше, чем хомяк в последнее мгновение своей глупой жизни. Кухонный линолеум травяного цвета был сейчас для него слишком скользок, день, наклевывающийся за окнами, заранее казался тухлым, бессмысленным, промозглым - очередным обманом, каких у Новой Англии припасено весной немало. Анджела посмотрела на мужа, на дочь, на труп хомяка, и занялась Нэнси. Она отнесла ее на руках из сумрачной гостиной в освещенную кухню. Пайт обреченно завернул в газету рыжий трупик, успевший окоченеть. Нэнси потребовала, чтобы ей предъявили тело.
Пайт взглядом заручился разрешением жены и развернул газету. "Кеннеди выступает за ограничение выпуска стали" Нэнси расширила глаза.
- Он не проснется? - спросила она медленно.
- Вот глупая! - крикнула Рут сквозь слезы. - Нет, не проснется. Он мертвый, а мертвые не просыпаются. Никогда-никогда!
- А когда он будет в раю?
Все трое ждали ответа от Пайта.
- Не знаю, - сознался он. - Может, он уже там и снова крутит колесо. Он изобразил знакомый всем скрип. Рут засмеялась. Он к этому и стремился. Тревожное любопытство Нэнси доискивалось чего-то такого, что он похоронил глубоко в своей душе, и он злился на ребенка за настырность. Анджела, обнимающая Нэнси, тоже вынюхивала неположенное, так и норовила его разоблачить, лишить мужества, обнажить его постыдную тайну, детское заблуждение, из которого он всю жизнь черпал мужскую уверенность в себе.
- Ты видела, как это случилось? - обратился он к Нэнси грубовато.
- Не надо, Пайт, - сказала Анджела. - Ей не нужно об этом думать.
Но она думала только об этом, не отрывала взгляд от пустого квадрата на полу, где все произошло.
- Киска и хомячок играли. Хомячок хотел убежать, а киска его не отпустила.
- Ты знала, что хомяк внизу, когда впустила к нему кошку? Но во рту у Нэнси снова оказалась привычная затычка.
- Уверена, она не знала, - сказала Анджела.
- Позволь, я еще разок на него взгляну, - попросила Рут. Показывая ей жесткое тельце, похожее на сжавшееся сердце, Пайт обратил внимание на дерзкий зад хомяка, главное достояние самцов этой породы, и почему-то испытал облегчение. Одновременно он смотрел на трупик глазами Рут и тоже чувствовал пустоту внутри, коросту, образующуюся скоро после трагедии, когда уже ничего не изменить.
Девочка ушла в школу, прошагала, забыв про слезы, в желтом пасхальном пальтишке по хрустящей гальке, к желтому школьному автобусу под облачным, но не сулящим дождя небом.
Пайт обещал ей, что купит нового хомячка и более просторную клетку. Погибшего зверька он похоронил на опушке леса, где скоро засинеют колокольчики, в мягкой торфянистой земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107