I, Hamburg-Volksdorf 1948, S. 16; цит. по
книге: "Denker und Deuter im heutigen Europa, herausgegeben von Hans
Schwerte und Wilhelm Spengler", Hamburg 1954, S. 83.].
Если понимать Библию не мифологически, а аналогически, то, как
утверждает Бультман, открывается возможность "демифологизировать"
библейские сказания, "сбросить их мифологическую оболочку". При таком
подходе "парадоксы новозаветного учения приводятся к полному решению".
Бультман неоднократно перечисляет ряд весьма конфузных противоречий и
парадоксов, имеющих место в Новом Завете, причем делает вид, что его
"демифологизация" полностью разъясняет их к вящей славе божией и в
соответствии с истиной. На самом деле, конечно, ни та, ни другая цели
не достигаются.
Бультман прямо говорит о своем стремлении найти такую "истину",
которая, не противореча Библии, в то же время не обязывала бы к
признанию тех очевидно несостоятельных библейских легенд, с которыми в
настоящее время трудно согласится даже верующему. Но так как примирить
Библию с истиной невозможно, то богослову приходится прибегать к
словесному туману, в котором делаются неуловимыми ясные очертания
действительной истины. В самом деле, по аналогии с чем следует
толковать библейские сказания? Либо со сказаниями других религий, либо
с некими мистическими "истинами веры", смысл которых вообще недоступен
здравому человеческому разуму. Первое решение Бультман, безусловно, с
негодованием отбросил бы, второе же, видимо, и составляет суть его
концепции. Но во всех случаях эта "новейшая" концепция ничем
существенным не отличается от других разновидностей аллегоризма.
В приведенной выше цитате из книги Бультмана обращает на себя
внимание употребление терминологии, характерной для современной
буржуазной философской школы экзистенциализма. Это не случайно, ибо по
своим философским взглядам Бультман действительно примыкает к
экзистенциалистам. И читатель не должен удивляться поэтому туманности
его точки зрения. Когда он говорит, что в библейских мифах важно не
"объективирующее содержание представлений", а "соответствующее этим
представлениям понимание существования", то он этим только повторяет
идеалистические выверты экзистенциалистов о том, что "существование" -
это не бытие, не объективная реальность, а прежде всего субъективное
сознание человеком его собственного существования. Сами
экзистенциалисты говорят, что эта центральная категория их философии
не поддается более или менее определенному разъяснению и что они
вообще не стремятся к ясности в формулировке своих взглядов. При таких
исходных позициях мистика Филона, Тертуллиана и Бернара Клервосского
при истолковании Библии заменяется или, пожалуй, дополняется не менее
темной и по существу бессмысленной мистикой Ясперса, Габриэля Марселя
и других экзистенциалистов.
Автор лозунга демифологизации стремится отделить Библию от
мифологии всех остальных религий земного шара, показать, что
библейские мифы представляют собой нечто принципиально иное, чем,
например, древнегреческие или ассиро-вавилонские. Но сделать он этого
никак не может. Почему, в самом деле, не демифологизировать любое из
сказаний об Осирисе и Исиде, об Иштар и Мардуке, почему и им нельзя
придать "аналогический" смысл? Произвольность этих приемов совершенно
очевидна. С другой стороны, интересно отметить, что лозунг
демифологизации вызывает явную настороженность со стороны христианских
церковников и богословов. Так, например, в критической статье,
посвященной работам Бультмана, английский богослов Рональд Хепборн
обличает теорию демифологизации последнего в том, что принятое им
"направление мысли заставляет его говорить уклончиво и двусмысленно о
библейских сказаниях"[Ronald W. Hepburn, Demythologizing and the
Problem of Validity, "New Essays in Philosophical Theology, ed. by
Antony Flew and Alasdair Macintyre", London 1955, p. 232.]. Путь
"аналогического", т.е. аллегорического, толкования Библии церковь
всегда считала опасным и чреватым тяжелыми еретическими последствиями.
*Аллегоризм в прошлом* Сам по себе этот путь отнюдь не нов. К
нему, как мы видели, прибегал еще в I веке н.э. иудейский богослов
Филон Александрийский, чтобы сделать Ветхий Завет по возможности
приемлемым для образованных греков и других язычников, которые
смеялись над наивностью библейских сказаний. Находясь под влиянием
греческой идеалистической философии, Филон шел очень далеко в
аллегорическом толковании библейских легенд. Он строил самые натянутые
и искусственные объяснения библейских мифов о построении Каином
города, о преследованиях, которым жена Авраама Сарра подвергала свою
рабыню Агарь, о смешении языков во время сооружения вавилонской башни
и т.д. Четыре ручья райского сада Филон требовал трактовать как четыре
добродетели благочестивого человека; пять городов Содома превратились
у него в пять чувств; страна, из которой ушел Авраам, оказалась
человеческим телом, а родственники, которых он покинул, - членами
этого тела. Таинственный смысл придавал Филон числам; столкнувшись с
числом 4, 6 или 7, он немедленно начинал выискивать, что бы оно
значило, притом, конечно, не в действительном смысле, а в вымышленном,
символическом.
Еврейские раввины в дальнейшем вообще дали удивительные по своей
нелепости образцы казуистического толкования Ветхого Завета. На
протяжении веков они придумывали всевозможные хитросплетения,
приписывая произвольное значение отдельным буквам, а особенно числам,
переставляя отдельные буквы, слова и фразы, вводя буквы и целые слова
из алфавитов других народов и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131