обеспечивает достаточную степень стабильности и удовлетворенности, то у терапевта нет оснований атаковать этот выбор по идеологическим или перфекционистским мотивам. Если же пара жалуется на сексуальное безразличие, то полезно помнить, что скука – самое непосредственное проявление отсутствия соприкосновения с глубинными эмоциональными и сексуальными потребностями. Но не каждый способен или готов открыть этот ящик Пандоры.Отношения партнеров с их детьми дают важную информацию об отношениях пары с группой. Желание иметь детей выражает внутреннее обязательство и идентификацию с генеративностью, плодоносной щедростью родительских образов; желание совместно принять ответственность за развитие и рост детей выражает стремление пары к определенности ее союза. Эти желания также указывают на то, что пара “доросла” до зрелого отказа от давления подростковых групп и готова к взаимодействию с социальной и культурной средой, внутри которой будут воспитываться и достигать собственной автономности их дети. При успешном удержании своей приватности и независимости как пары в процессе функционирования в качестве родительских объектов партнеры консолидируют границы своего поколения по мере того, как бессознательно инициируют вступление следующего поколения в мир эдиповых переживаний. И жизненный цикл повторяется: дети, придя в школу, включаются в первые групповые структуры, а в латентный период бессознательно вносят свой вклад в создание групповой морали, которая наложит свой отпечаток на мораль более поздних групповых формирований, включая конвенциональную мораль группы, к которой принадлежит взрослая пара.В исторической перспективе можно наблюдать повторяющиеся колебания между периодами “пуританства”, когда любовные отношения деэротизируются, а эротизм уходит в подполье, и периодами “раскрепощения”, во время которых сексуальность приходит в упадок, доходя до эмоциональной деградации группового секса. На мой взгляд, такие колебания отражают продолжительное равновесие между потребностями общества разрушать, оберегать и контролировать пару и стремлениями пары вырваться из оков конвенциональной сексуальной морали в поиске свободы, которая в своей экстремальной форме ведет к саморазрушению. Так называемая сексуальная революция 60–70-х годов, думается мне, представляет собой лишь очередное движение маятника и не несет никаких реальных изменений в глубинных динамиках отношений пары с социальной группой. Очевидно, приспособление пары к конвенциональной морали – по причине недостаточного развития автономного Супер-Эго или вследствие тяги к погружению в процессы больших групп – потенциально всегда присутствует, и внешнее поведение пар может варьировать в зависимости от давления на нее со стороны социальной группы. Однако независимая и зрелая сексуальная пара сохраняет границы приватности, будучи способна к тайной, страстной вовлеченности друг в друга внутри любого социального окружения, кроме самых экстремальных случаев.Конвенциональные социальные нормы, защищающие общественную мораль, чрезвычайно важны для защиты сексуальной жизни пары. Однако давления в пользу конвенциального поведения вступают в конфликт с индивидуальными системами ценностей, которые каждая пара должна устанавливать для себя. Паре также угрожает давление, связанное с организацией групп по половому принципу, а также выражение примитивной подозрительности и ненависти между мужчинами и женщинами в таких группах, характерное для латентного и подросткового периодов. В этой связи следует отметить, что под влиянием средств массовой коммуникации и информации, тяготеющих к разнообразию, вполне вероятно, доминирующая конвенциональная идеология, особенно в вопросах сексуальности, распространяется и, соответственно, отмирает быстрее по мере стремительного возникновения новых идеологических течений. Эти колебания конвенциональных обычаев происходят в рамках широкого спектра наиболее устойчивых элементов конвенциональных позиций по отношению к сексуальности, исследованных нами.На протяжении 1970–80-х годов доминирующая конвенциональная идеология в США поощряла относительно открытую дискуссию и выражение определенных аспектов сексуальности, с одновременными тенденциями к механизации сексуального поведения (“как сделать секс лучше” и т. д.), подавлению инфантильных полиморфных сексуальных компонентов в культурно санкционированных массовых развлекательных программах и открытому принятию насилия, в том числе сексуального, в тех же средствах массовой информации. Наша культура как бы иллюстрировала пограничную патологию с дефектом Супер-Эго, регрессивным соединением эротизма и агрессии и отщеплением эротических компонентов сексуальности от матрицы объектных отношений.Однако начало 90-х вновь вызвало к жизни пуританскую установку – фокус на сексуальном насилии, инцесте, сексуальных проблемах на рабочем месте и растущее взаимное недоверие между мужскими и женскими группами. Эти тенденции выросли на почве новых данных, указывающих на значимость ранних физических и сексуальных травм в генезисе широкого спектра психопатологии, с одной стороны, и борьбы за освобождение женщин от конвенционального патриархального гнета – с другой. Интересно, однако, то, как быстро это научно просвещенное и политически прогрессивное развитие пришло к подтверждению конвенциональной морали, вызывающей в памяти годы подавления перед “сексуальной революцией”
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100