«Я уже сказал полицейским об этом человеке, -сказал он мне, -но они ответили, что если он ничего не украл, то их это не касается».
Я не дал ему договорить. Я снова подошел к полицейским с полной уверенностью, что они узнают меня как человека, который часто выступает по телевидению и пишет в газетах. Я подошел к ним, думая, что известность решает все вопросы, но ошибся. «Вы что, представитель власти?» — спросил один из полицейских, видя, что я слишком настойчиво требую помощи. Они не имели ни малейшего понятия о том, кто я такой. «Нет, — ответил я, — но мы прямо сейчас разберемся с этим делом».
Я был плохо одет, на футболке остались следы крови, на мне были шорты из старых джинсов, и я весь вспотел. Для них я был обычным, безымянным человеком, лишенным какой-либо власти. С той только разницей, что мне надоело столько лет подряд видеть людей, лежащих на земле, и ничем не помогать им.
Это все изменило. Бывают моменты, когда страх теряет над тобой всякую власть. Наступает момент, когда твои глаза смотрят иначе, и все кругом понимают, что ты не шутишь. Полицейские пошли за мной и вызвали «скорую».
Вернувшись домой, я резюмировал для себя три урока, преподанные мне на этой прогулке:
а) все мы способны противостоять чему-то, пока сохраняем чистоту;
б) всегда найдется кто-то, кто скажет тебе: «Доведи до конца то, что начал».
И наконец:
в) все мы наделены властью, когда абсолютно уверены в том, что делаем.
Хуан Ариас — Знаки, вроде того события, которое ты пережил на пляже незадолго до начала нашего разговора, — постоянная тема твоих книг. Но как ты догадываешься, что речь идет о настоящем знаке? Так ведь можно начать видеть знаки во всем подряд...
Пауло Коэльо — Ты прав, если во всем видеть знаки, можно впасть в паранойю. Вот, например, сейчас на сумке твой подруги Розеаны я вижу вышитую розу, а здесь, на компьютере, у меня изображение святой Терезы из Лизье и еще одна роза. Можно было бы увидеть в этом совершенно конкретный знак, отсылающий к святой Терезе, но так нетрудно сойти с ума, потому что рядом лежит пачка сигарет «Гэлакси» и можно подумать, что надо говорить о галактиках. Знаки — нечто совсем другое.
— Тогда что такое знаки?
— Знаки — это особый язык, алфавит, который ты придумываешь для того, чтобы общаться с душой мира, или Универсумом, или с Богом; не важно, как ты это назовешь. Как и всякий алфавит, он индивидуален, ему можно научиться только на собственных ошибках, и это помогает избежать абсолютизации своего духовного опыта.
— Что ты имеешь в виду под абсолютизацией своего духовного опыта?
— Видишь ли, я думаю, что в ближайшие сто лет все человечество будет стремиться к духовности. Сейчас люди гораздо больше устремлены к этому, чем на протяжении всего уходящего века. Мы постепенно стали понимать, что религия не опиум для народа, — к тому же те, кто это придумал, скорее всего, никогда не пробовали опиума.
Но все дело в том, что, когда люди обращаются к религии, они погружаются в воды незнакомого моря. — А когда тонешь в море, которого не знаешь, нетрудно испугаться и ухватиться за первого встречного в надежде на помощь. Всем нам нужно поддерживать связь с другими людьми, ощущать сопричастность с душами других людей.
Но при этом нужно самостоятельно пройти свой путь, как в одиночку совершаешь паломничество в Сантьяго. Приходится идти вслепую, не зная, что встретится на пути, а ведь так хочется найти дорогу к себе, к своей судьбе. Подсказки приходят к нам при помощи богатого языка знаков — он позволяет почувствовать, что нужно делать, а что нет.
— А нет ли опасности, что знаки, которые говорят, что нужно делать, а что нет, собьют нас с верного пути? Как ты можешь быть уверен, что перед тобой настоящий знак?
— Дело в том, что поначалу мы почти ни во что не верим; потом нам кажется, что мы ошибаемся; позже начинаем во всем видеть знаки. И только под конец, когда один и тот же знак несколько раз неожиданно появляется у нас на пути, становится понятно, что это особый язык, который отсылает за пределы обычной действительности.
— Ты не мог бы привести пример из собственной жизни, когда какие-нибудь недавние события ты воспринял как знак?
— Я вам только что сказал, что вот тут у меня на компьютере стоит изображение святой Терезы из Лизье. Может показаться забавным, но мой интерес к этой французской святой, которая умерла совсем юной, возник именно таким образом. Я не имел к ней никакого отношения, но постепенно она стала все чаще появляться в моей жизни. Я прочел одну из ее книг, и первое впечатление было просто ужасным, она показалась мне несчастной истеричкой.
— Маленькое отступление. Первая французская книга, посвященная графологическому анализу почерка самых почитаемых святых, вызвала настоящий скандал. Оказалось, что если бы эти выдающиеся личности, которым поклоняются как святым, не посвятили себя религии, все они стали бы или знаменитыми преступниками, если речь идет о мужчинах, или знаменитыми проститутками, если речь идет о женщинах.
Графолог объяснил, что, если бы столь яркие личности не сублимировали свои страсти при помощи религии, они стали бы выдающимися убийцами или проститутками.
— Наверняка. И это относится не только к святым. Говорят, лучшие хирурги обязательно немного садисты, иначе они не смогли бы хорошо оперировать. А хороший психиатр должен быть чуточку сумасшедшим.
— А как насчет писателей?
(Пауло смеется и отвечает.)
— Думаю, что у нас, писателей, тоже что-то есть от преступников. Особенно это касается тех, кто пишет детективы.
— Вернемся к святой Терезе. Как все произошло?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53