Какое глубокое проникновение в перипетии партийно-политической борьбы! Я-то, простофиля, ни за что не догадался бы, что Руцкой теперь в стане «новых русских» и смело бросает в лицо партократам новые черные штаны… Кроме того, до сих пор полагал, что в жизни кое-что происходит все-таки случайно, и легко поверил бы, что в тот роковой день Александр Владимирович натянул черные штаны просто потому, что серые были в химчистке. Ан нет, оказывается…После двух русских генералов для автора было естественно при его столь редкостной широте интересов обратиться к фигуре иностранного. Он обратился к генералу и президенту де Голлю, точнее, к его роли в решении проблемы деторождения во Франции с помощью магической силы своего слова. Оказывается, в послевоенной Франции была очень низкая рождаемость, и никакие усилия не могли исправить катастрофическое положение. Но однажды утром, сообщается нам, проснувшись в хорошем настроении, де Голль "произнес историческую фразу: «Я хочу видеть пятьдесят миллионов французов!» И представьте себе, читатель, фраза имела колоссальный эффект. Она «перевернула общественное настроение, так всколыхнула национальную гордость, так глубоко задела патриотическое чувство народа, что стала девизом в такой интимной сфере, как деторождаемость». Отныне, надо полагать, ни один француз до семидесяти пяти лет не всходил на супружеское ложе без этого девиза. А если у одного из супругов притупилось патриотическое чувство, допустим, по причине возраста, то другой, движимый национальной гордостью, считал своим гражданским долгом завлечь антипатриотку или антипатриота в постель, чтобы через девять месяцев отрапортовать президенту де Голлю: «Ваше высокопревосходительство! Процесс пошел! Готов еще один французик. Новенький, как с иголочки»! Я не знаю, дождался ли де Голль, умерший в 1970 году, появления 50-миллионного француза, но, во всяком случае, через восемь лет после его смерти их было 53,2 миллиона. Эффект невозможно оспорить…Строки прекрасной баллады А. Салуцкого о магической силе генеральско-президентского слова в детородном вопросе невольно напомнили мне не менее роскошные рулады другого известного писателя, Феликса Чуева, о магической силе некоторых генеральских имен. Он пишет, например, что в декабре 1941 года 10-я армия генерала Голикова никак не могла взять город Сухиничи. Что такое? Досадно! Вызывает Верховный Главнокомандующий генерала Рокоссовского и говорит: «Товарищ Рокоссовский, можете взять Сухиничи?» – «Могу!» – «Каким образом?» – «А у меня секретное оружие имеется». – «Что еще за секретное оружие?» – «А имечко собственное. Как метну его, так немцы и разбегутся». Товарищ Сталин, будучи материалистом, не поверил в такую мистику, хотя как воспитанник духовной семинарии знал, конечно, что Солнце останавливали словом,Словом разрушали города. Но ведь это когда было! В библейские времена. Однако Сталин сказал ободряюще: «Действуйте!»И вот, рассказывает Ф. Чуев, поехал Рокоссовский на фронт под Сухиничи, а сам приказал, чтобы все средства связи открытым текстом вещали: «Едет Рокоссовский! Едет Рокоссовский!..» А немцы так его боялись, что бросили все укрепления, все оружие и сломя голову бежали из города. Вот она какая война-то была, без малейших усилий, без потерь брали города…1Великолепно! Одна история краше другой. Но возникают некоторые вопросики. Например. Авторитет Сталина после войны был и в Советском Союзе, и во всем мире гораздо выше, чем у де Голля во Франции. Хотя бы потому, что де Голль не сыграл никакой крупной роли, когда в 1940 году немцы за шесть недель разгромили Францию. А вернулся он в 1944 году на родную землю только благодаря вторжению англо-американских войск, среди которых французская дивизия генерала Леклерка занимала достаточно скромное место. Сталин же возглавлял борьбу нашего народа и нашей армии, как в страшную пору трагических неудач, так и в годы великих блистательных побед. Так вот, при всем его авторитете, не имеющем в мире равных примеров, Сталин не бросил магическую фразу: «Хочу видеть двести пятьдесят миллионов советских людей!» И, следовательно, наши сограждане не имели такого вдохновляющего детородного девиза, как французы, и лезли под супружеское одеяло без него, то есть совершенно безоружными идейно. Однако с делом справлялись неплохо: население и сразу после войны и позже, вплоть до полного торжества демократии, до 1992 года, непрерывно росло. Сей факт заставляет подозревать, что дело тут было не в магических словах, а в том, например, что еще в конце 1947 года мы – первыми в Европе! – отменили карточную систему. И до 1 апреля 1953 года у нас шесть раз снижались розничные цены, а это, разумеется, не только сказывалось на уровне жизни, но и внушало людям чувство уверенности, стабильности их бытия. Может быть, нечто подобное происходило тогда и во Франции?Что же касается мистическо-патриотических рулад Ф. Чуева, то тут неясно вот что. Если немцы разбегались врассыпную при одном имени Рокоссовского еще в 1941 году, когда его слава только занималась, то после побед под Сталинградом, на Курской дуге – еще больше! Отчего же не воспользовались иерихонским эффектом имени маршала для взятия, скажем, Минска, да и самого Берлина? Ведь опять бы – никаких потерь!Еще интереснее, чем о детородном и иерихонском эффекте президентского да генеральского слова, читать в энциклопедических сочинениях А. Салуцкого о роли в мировой истории дач и их отсутствия. «Ни у Ельцина, ни у Лебедя нет личных дач, – с умилением узнаем мы, – и это частное обстоятельство, как ни странно, может сыграть немаловажную роль».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153