А вот другие расценки:
— завод «Красное Сормово» в Нижнем — 21 миллион долларов, или 0,84 клюшки,
— кондитерская фабрика «Красный Октябрь» — 21,055 миллиона долларов, или 0,85 клюшки,
— Северное морское пароходство — 3 миллиона долларов, или 0,12 клюшки,
— Горьковский автомобильный завод (100 тысяч рабочих) — 25 миллионов долларов, или одна клюшка Буре — и т.д. и т.д.
Да, осенью 91-го в России были пустые магазины, но не было голода, работали рынки, у людей ещё оставались какие-то деньги, пусть не много, но они были, а после «обыкновенного чуда» Гайдара в магазинах появилось абсолютно все и — начался голод, то есть пришла смерть.
В 92-м, впервые после Великой Отечественной, население только в Российской Федерации сократилось на семьсот тысяч человек. В следующем году наша страна потеряет уже миллион людей. С 93-го население России будет каждый год уменьшаться в среднем на миллион человек, а 98-й, после обвала в августе, станет самым ужасным — миллион двести семьдесят тысяч человек.
Сегодня плотность населения в России меньше, чем в пустыне Сахара. Она ведь пустынная, наша огромная страна, самая богатая на белом свете. Гайдар верил: колхозы и совхозы вот-вот перестанут — по всей России — сдавать зерно. Бартер заменит денежный оборот. Впереди — полный разрыв экономических связей, гиперинфляция, паралич транспорта и системы теплоснабжения, очереди за талонами на продукты и (Гайдар в этом не сомневался) печками-буржуйками.
Он был как в лихорадке. Он верил, что ужас — неотвратим.
Это был именно марш-бросок: сейчас — или никогда! Гайдар ещё не знал, какая это страшная вещь — самоуверенность власти.
Получив пост вице-премьера, Гайдар на минуту заскочил в Белый дом, в свой новый кабинет, засунул Указ Ельцина «О Е.Т. Гайдаре» в карман и вместе с Андреем Нечаевым, своим приятелем, с этого дня — заместителем министра экономики и финансов, понесся в Госплан, прихватив с собой (зачем только?) постового милиционера из Белого дома.
Гайдар тут же — чем не матрос Железняк, да? — объявил насмерть перепуганным чиновникам, что с этой минуты (хотя Горбачев и не давал ему таких полномочий) Госплан переходит под юрисдикцию России, что у Госплана теперь новый начальник — Андрей Нечаев, поэтому нужно немедленно освободить кабинет председателя, и приказал всем (именно так: всему Госплану) немедленно начать работу над программой по сокращению производства вооружений.
Почему? Почему вооружений? А потому, что гуманитарная интеллигенция больше всего ненавидела военно-промышленный комплекс.
Надо же с чего-то начинать! В этот же день сразу после обеда Гайдар встречается с тишайшим Леонидом Алексеевичем Алексеевым, председателем Гознака: приказ срочно печатать денежные купюры в 200 и 500 рублей. И — новые встречи, новые приказы, сплошные отставки, полная смена правительства…
«Пусть сильнее грянет буря!..»
Комплекс буревестника. Это — от деда. Семейная традиция? «Тимур и его команда» — те, кто побеждает на улице, побеждают везде…
Пустые продовольственные магазины, которые вдруг стали ломиться от колбасы, сыра, ветчины и даже мяса, сбили с толку русскую интеллигенцию.
Многие действительно образованные люди поверили, что Гайдар — гений экономики. Гавел в Чехии и Бальцерович в Польше, спасшие, причем как-то незаметно, без особой шумихи, — экономику своих стран от катастрофы, кумирами в Москве не стали. А Гайдар стал! Было объявлено, что время «либеральных реформ» требует большого мужества, поэтому московская интеллигенция, махнув рукой на свои пустые кошельки и холодильники, была согласна мучиться за «новую Россию» (то есть недоедать) до самого своего смертного часа.
Смертный час не заставил себя ждать. Больше всех от «либеральной политики» (что в ней «либерального», кто-нибудь скажет?) пострадали именно те, кто превозносил Гайдара на митингах.
Против Гайдара были Шаталин, Петраков, Ситарян, Абалкин, Аганбегян, Богомолов, Лисичкин, — все, кто разбирался в экономике.
За Гайдара — писатели, поэты, публицисты, историки, часть технической интеллигенции. А ещё артисты, особенно — артистки.
За Гайдара был, конечно, и весь криминал: те двести с лишним миллиардов долларов, которые «новые русские» и вывезли из России, «отмывались» именно в 91-93-м годах.
Самое обидное: сражаясь за Гайдара, русская интеллигенция искренне считала, что она выступает против бывших членов Политбюро, ЦК, генералов КГБ и ВПК, которые перебежали из кремлевских и околокремлевских зданий в Верховный Совет России.
Такие уроды, как генерал Макашов, сидели в Лефортово, но присутствие среди депутатов бывших членов ЦК, высших армейских генералов и генералов КГБ или, скажем, малосимпатичного, хотя и безобидного Юрия Манаенкова, ещё недавно секретаря ЦК, воспринималось (ими) как оскорбление державы. Выступая в Верховном Совете, Гайдар бросал вызов всей стране, всей целиком, а получалось, что он борется с теми, кто сидит напротив него в зрительном зале. Ну как его не поддержать?
Когда Гайдар и его «либеральный рынок» удивили Буковского, московский бомонд решил, что Буковский либо отстал от жизни, либо… несколько спятил.
Когда завопил Травкин, ему тут же напомнили, что при коммунистах он был Героем Социалистического Труда.
Когда выступил Зиновьев, его объявили врагом.
Когда… очень-очень осторожно, со всей возможной деликатностью стала — вдруг — задавать какие-то вопросы Елена Георгиевна Боннэр, великая женщина России, москвичи, особенно те, кто очень любил Дом кино, стали шептаться, что Боннэр, увы, это не Сахаров…
Но когда сатирик Задорнов увидел в щеках Гайдара «закрома Родины»…
Интеллигенция могла стерпеть все, что угодно, только не кощунство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85