- Ты многому можешь научить нас, небесный путешественник.
- Я здесь для того, чтобы учиться, а не учить, - сказал я, и вдруг
мысли мои странно прояснились. Я, казалось, вижу каждое слово прежде, чем
произнести его. Сам того не замечая, я протянул руку, взял слово из
воздуха, повернул его в ладони и сказал: - Это слово - ладанна.
- Я научу тебя разнице между плукенной и ладанной, - сказала Линни, -
без слов. - Она сказала серьезно. - Потому что нет сомнений, что я не могу
научить человека горевать, если он не чувствует горя здесь. - Она
приблизилась вплотную ко мне и коснулась ладонью моей груди над сердцем,
широко расставив пальцы.
- Но где же человек чувствует разницу между плукенной и ладанной,
если не здесь? - сказал я, накрывая ее руку своей. Ее рука дрожала.
- Меня никогда не касались, - ответила она, потом добавила, как будто
такое простое утверждение нуждалось в объяснении. - В моей деревне я была
странной, даже более странной, чем обычный королевский посев. Я здесь, так
как я Плакальщица Королевы, я Неприкасаемая. Тебе понятно, что это значит?
- Маленькая линнет, - сказал я почти шепотом, - сладкая певунья. Меня
тоже никогда не касались. Я был слишком занят науками. Но теперь - это
было бы также нарушением всех моих клятв - коснуться тебя.
Ее рука соскользнула с моего сердца к моим губам.
Я поцеловал ее пальцы один за другим. Они были огрубевшие, на большом
пальце левой руки был шрам в виде креста. Потом я выпустил ее руку,
потянулся за своей чашей с вином и осушил ее. На донышке лежало одинокое
маленькое черное зернышко, как точка в конце предложения.
- Что это? - спросил я.
Она взяла чашу, заглянула в нее, потом приложила руку ко лбу.
- Это то, что остается от орешка люмина, если его размочить в вине. У
Б'оремоса остались те три орешка, которые ваша Дот'дер'це вернула ему.
Один он положил в твою чашу.
- О, Боже. Я умру? - спросил я, начиная чувствовать тепло,
подымающееся в ногах. Если это смерть, она не так уж неприятна.
- О, нет, А'рон, не умрешь. Три орешка приносят смерть. От двух у
тебя будут кошмары и истерика. Но один... - Она заговорила тихим голосом и
как-то рассеяно. Один - для ночи бешеного удовольствия.
- А ты тоже выпила вино с орешком? - спросил я, вдруг с нетерпением
ожидая ответа.
Она заглянула в свою чашу, осушила ее, снова посмотрела. Глаза у нее
были золотые и большие.
- Мы не сможем остановить то, что уже началось, - сказала она. - Если
кто-то виноват, если было предательство, то это Б'оремос. Ты - и я - мы
невиновны. - Она встала, задула одну за другой свечи, потом подошла ко мне
среди замешкавшихся теней и легла рядом со мной.
Первый поцелуй и первое прикосновение были сладкими, но не так, как
все остальные, которые последовали потом.
- Дальше можешь не описывать, Аарон.
- Спасибо, сэр, но я не смог бы, даже если бы вы приказывали. Люмин
затуманил мои ощущения и я не знаю, что было реальностью, а что - нет. Но
я люблю ее, сэр. И я знаю, что она любит меня.
- Какие у тебя основания так говорить?
- Потому что когда она задувала свечи, я заглянул в ее чашу. В ней не
было маленького черного зернышка.

- Дамы и господа, вы все слышали показания Аарона Спенсера. Я хочу,
чтобы вы их тщательно обдумали. Вам надо изучить три вещи: мотивы
засорения, метод засорения и, конечно, состоялось ли на самом деле
засорение.
- Простите, сэр, но есть кое-что, чего я не понимаю. То, что
случилось между мной и Линни, произошло наедине. Когда Б'оремос вернулся,
мы уже расстались, она ушла в свою комнату, а я вернулся на корабль, где я
должен был помочь перенести Доктора З в капсулу длительного сна. Мы с
Линни решили, что нам нужно время, чтобы разобраться в своем отношении к
тому, что случилось, и мы не собирались обсуждать это с кем-либо. Она
напомнила мне, что нарушение клятвы под действием люмина не считается.
Поэтому я никак не могу понять, из-за чего затеян этот военный суд. Но так
как я обещал рассказать этому суду всю правду, я это сделал - как мог.
Однако в тот же день, без всякого предупреждения, я был отправлен
сюда, под предлогом сопровождения капсулы, что должен был сделать
Эн-Джимнбо как военный врач. И меня держат здесь уже двадцать дней, не
разрешая встречаться с Линни. Меня загрузили работой - переводы некоторых
записей, погребальных песен. Но никто не хочет рассказать мне, что
происходит там на планете, сэр. Даже Доктор З. избегает меня. Я допускаю,
что произошло некоторое засорение культуры, но - как я пытался объяснить -
на то были обстоятельства.
- Аарон, обстоятельства изменились. Очень. Сегодня утром Доктор
Эн-Джимнбо прилетел с подарком от Королевы.
- С подарком, сэр?
- Плачущий подарок весом семь футов, Аарон. И светловолосая, нечто до
сих пор невиданное на Эль-Лаллоре, хотя у нее их золотые глаза. Твои
двадцать дней в лаборатории это почти полный год там, знаешь ли.
- Младенец - девочка, сэр?
- Да, Аарон.
- А что с Линни?
- Насколько нам известно, она верит, что ребенок - мертворожденный
мальчик. И, как ты понимаешь, если бы Королева сама не предложила нам
забрать ребенка, нам все равно пришлось бы забрать ее. Здесь она просто
здоровое дитя, гражданин Федерации.
- Можно мне... можно мне повидать моего ребенка, сэр?
- Повидать ее? Аарон, если тебя признают виновным, а я очень надеюсь,
что так и будет, тебе придется воспитывать ее.
- Спасибо, сэр.
- Мне перечитать обвинение, капитан Макдональд?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54