Сержант
встал, вынул из кармана ключи и, снимая с еще более побледневшего
Браунуолла наручники, закончил: - Этот вечер с шампанским в пустом доме
дал возможность сэру Джоффри одним выстрелом в свой висок из револьвера
задремавшего мистера Браунуолла свести счеты со всеми сразу. И со своей
несчастной жизнью, и со счастливым соперником, и с возлюбленной...
префэйрд... а, да, предпочевшей... предпочтившей... ну, которая предпочла
другого.
Теперь тишину в гостиной не могло нарушить ничто. Сержант подошел к
окну и, не оборачиваясь к присутствующим, заметил:
- А снег уже не идет, господа".
Мать закрыла книгу. Мишка немедленно протянул ей конверт. Мать вынула
письмо, прочитала, взглянула на адрес. Помолчав, спросила:
- И что ты теперь думаешь делать, частный детектив мистер Глупс?
- Майк Кристи, с вашего позволения, миссис, - ответил Мишка.
Мать невесело улыбнулась:
- "Миссис" не говорят без имени... И теперь не до игры, Миша.
- Я понимаю, - сказал Мишка, - я не играюсь.
Он вылез из постели, взял тетрадь, на обложке которой было написано:
"По физике ученика шестом класса Кристаповича Михаила", вырвал из нее
двойной лист, достал из пенала ручку и отцову медную чернильницу с
завинчивающейся крышкой. Через полчаса он показал матери, которая все так
же сидела на постели, спрятав ноги под одеяло, короткое письмо.
"Уважаемая Женя! Простите, что не знаю вашего отчества. Я хочу вам
сообщить, что ваш муж Валентин не виновен в убийстве своего друга, имени
которого я не знаю, он ходил с палкой. Это человек самоубился, пригласив
вашего мужа Валентина к себе на дачу, чтобы подозрение пало на Валентина и
чтобы отомстить вам обоим. Он был плохой человек и довольно хитрый. К
сожалению, его планы сбылись с ошеломляющей и не предусмотренной даже им
быстротой. Ваш муж не убивал его, вы жена жертвы, а не преступника".
Мать прочитала письмо, взяла ручку и исправила "самоубился" на
"покончил с собой", а "вы" всюду написала с большой буквы. Потом она
зачеркнула "Он был плохой человек...", заметив: "Он умер, Мишка, не надо
так". Снова усмехнулась:
- Про ошеломляющую непредусмотренную быстроту и жертву где вычитал?
- Кажется, в "Союзе рыжих", - сказал Мишка.
Мать погладила его по голове и, улыбаясь не так, как обычно, сказала:
- Что ж, отправляй свое письмо, неведомый добрый гений. Только
получит ли его адресат... А как же ты догадался?
Мишка улыбнулся сдержанной, но уверенной улыбкой Майка Кристи:
- Если зимой открывают окно, то вполне вероятно, чтобы выбросить
что-нибудь. Если выбрасывают книгу, значит, она может иметь отношение ко
всему случившемуся, особенно если книга - о преступлении. Если убитый спал
на втором этаже, а предполагаемый убийца на первом, и между ними была
скрипучая лестница - значит, это не убийство, а самоубийство. Книга могла
дать ключ, и дала его. Но еще раньше, чем ты прочла мне ее, у меня вызвало
подозрение письмо хозяина дачи жене комдива, которое я нашел в прихожей -
те его не заметили в углу...
Тут мать наконец сообразила:
- Так ты посмел еще и залезть в дачу!.. Боже мой!..
Отпираться было невозможно.
- Я не оставил следов, - сказал Мишка, умолчав про сыр. - А ты
уверена, что она... ну, эта Женя... уже не получит письмо?
Мать отвернулась к стене, Мишке показалось - плачет. Но в голосе слез
слышно не было:
- Не знаю... Может, и получит... Может, ее не возьмут сразу.
- Если она успеет узнать, что Валентин не виноват, это будет важно
для нее, - сказал Мишка.
Мать кивнула.
- Ты прав. Ты стал уже почти взрослым...
По дороге к почтовому ящику, висевшему на стене магазина, Мишка
размышлял о том, что сказала мать, и не мог понять, почему мать назвала ем
взрослым за эту игру в Майка Кристи. Теперь уже и ему самому вся затея
казалась довольно глупой и опасной.
Потом они ели сильно перестоявшиеся щи, потом мать мыла тарелки, а
Мишка в сотый раз перечитывал опись вещей, подброшенных капитаном Немо
колонистам.
Когда утром, по дороге в школу Мишка проходил мимо дачи, он видел
по-прежнему полуоткрытое окно на втором этаже. В окно летел снег.
Мимо посольства, на котором по поводу какого-то праздника был вывешен
огромный красный флаг с кривым крестом в черном круге, почтальон всегда
проходил быстро - и милиционер косился на сумку, и самому почему-то бывало
не по себе. Иногда дорогу ему преграждала выезжающая огромная машина,
милиционер делал левой рукой предупреждающий жест перед почтальоном -
погоди, мол - правую же ловко вскидывал к шлему, отдавая честь сидящему
глубоко на заднем сиденье человеку в серой шляпе, со стеклышком, мерцающим
под правой бровью... Сегодня же милиционеров было двое, машина выехала
сначала одна, потом другая, и во второй почтальон разглядел какого-то
странного: с кривоватой челюстью, с глубоко запавшими глазами. Второй
милиционер, незнакомый, подтолкнул зазевавшегося письмоносца, чтобы тот не
задерживался, а тем более не присматривался... Настроение у служащего
вовсе испортилось, а тут еще и в первом же доме, в который он сунулся со
своей сумкой, ждала неприятная, всякий раз пугающая новость. Только он
примерился сунуть конверт, надписанный прямым и крупным детским почерком,
в ящик на двери правой квартиры второго этажа, как заметил проклятую
бумажку с печатью, веревочки, будь они трижды неладны, от косяка под
бумажку, и даже показалось ему, что запах какой-то особый пошел от
квартиры - какой-то такой душок, как от всех этих, опечатанных, к которым
время от времени, да чуть ли не каждый день, приводила его чертова
служба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44