Суеверный страх эвенков, бродивших в первые дни после катастрофы по
бурелому, вызван "гневом" бога огня и грома, ослепительного Огды. Все, кто
побывал в проклятом месте, погибали от страшной и непонятной болезни,
поражавшей язвами внутренние органы человека. Бедные эвенки оказались
жертвами атомного распада мельчайших остатков вещества метеорита,
рассыпанных в районе катастрофы.
Какими блестящими и тонкими казались теперь соображения моего физика!
Ведь именно с этим явлением столкнулись японцы в Нагасаки после взрыва
атомной бомбы. Распад оставшихся атомов мог продолжаться в течение
полутора-двух месяцев.
Очередной номер журнала со статьей физика был уже сверстан и
направлен в типографию, когда я получил от него телеграмму из Вановары:
"Гипотеза неверна. Уничтожьте рукопись. Видел чернокожую.
Возвращаюсь".
Я был вне себя от изумления. Теперь я снова не хотел верить физику.
Постороннему человеку трудно было бы себе представить, до чего мне было
жаль расстаться с гипотезой об атомном взрыве метеорита! Я не мог... не
мог заставить себя позвонить в типографию.
Но как же быть? Какие опровержения мог найти физик на месте
катастрофы?
Принесли еще одну телеграмму - опять из Вановары. Трясущимися
пальцами развернул я бланк:
"Последний отпрыск доледниковых чернокожих сибиряков найден.
Публикуйте".
С недоумением разглядывал я телеграмму Сергея Антоновича. Какое же
влияние могла оказать доледниковая негритянка на гипотезу атомного взрыва?
Наконец я сообразил, что все равно ничего понять не смогу. Мне
казалось, что тут надо иметь воображение по меньшей мере помешанного.
Махнув рукой на все догадки, я вскрыл конверт Сергея Антоновича и
стал прикидывать, сможет ли его статья заменить по объему другую, уже
заверстанную в очередной номер журнала.
Я так увлекся этим профессиональным занятием, что не заметил, как
дверь ко мне открылась и в комнату вошел бородатый человек в грязных
сапогах, оставлявших следы на паркете. Расстегнув меховую куртку и сняв
шапку-ушанку, он протянул мне руку, как старому знакомому.
Выжидательно посмотрев на незнакомца, я вежливо поздоровался и...
вдруг узнал его.
Борода! Отсутствующие очки! Однако как же мог он так скоро оказаться
в Москве? Ведь я только что получил его телеграмму!
Я взял в руки телеграфный бланк и посмотрел на дату отправления: ну,
конечно... задержка.
- Рукопись... - тяжело дыша, видимо от быстрой ходьбы, проговорил
физик. - Я спешил с аэродрома...
- Журнал еще в типографии, - ответил я. - Но где же ваши очки?
Физик махнул рукой.
- Они разбились.
Он молча уселся в кресло, вытащил из кармана кисет, свернул
загрубевшими коричневыми пальцами цигарку и достал кремень с трутом.
Я протянул ему электрическую зажигалку. Посетитель смущенно
улыбнулся.
- Одичал, - односложно сказал он, прикуривая.
Мы сидели молча друг против друга. Я рассматривал моего
преобразившегося ученого. Он казался теперь шире в плечах. Здоровый загар
и окладистая курчавая бородка делали его похожим на доброго молодца.
Затягиваясь крепкой махоркой, он мечтательно смотрел в угол. По-видимому,
мыслями он был далеко.
- Рассказывать? - односложно спросил он.
- Конечно же!
- Вы знаете, - он посмотрел на меня и вдруг, близоруко прищурившись,
превратился в уже знакомого мне теоретика-физика, - до сих пор я никогда
не спал в лесу, а болото видел только из окна вагона. Я не выносил комаров
и поэтому избегал ездить на дачу. Ванну я принимал два раза в неделю, - он
сбросил пепел на пол, потом усмехнулся и виновато посмотрел на меня. -
Словом, одичал, - совсем непоследовательно добавил он.
Мы помолчали.
- Вас, вероятно, интересует, зачем же, собственно, я ездил на место
тунгусской катастрофы, что там искал? Я начну с пейзажа тайги в месте
бурелома. Представьте себе: в центре катастрофы, вокруг болота, прежде
считавшегося основным кратером, где, казалось бы, действие взрыва было
страшнее всего, лес остался на корню. Деревья, поваленные всюду в радиусе
тридцати километров, там не лежат, а стоят. Из земли торчат огромные
палки, между которыми уже пророс молодняк... Это бывшие деревья, корни их
давно мертвы, на них нет коры, она обгорела, обвалилась. Все ветви срезаны
чудовищным вихрем, а на месте каждого сучка - уголек. Телеграфные столбы -
вот на что походят эти деревья. Они могли устоять только под вертикальным
ураганом, под ураганом, упавшим сверху.
Мой посетитель сильно затянулся и с видимым наслаждением выпустил в
потолок густой клуб дыма. Я не прерывал его молчанья.
- Именно эта картина и нужна была мне, - продолжал он, с видимым
трудом отрываясь от своих мыслей. - Почему устоял этот мертвый лес? Только
потому, что деревья в том месте были перпендикулярны к взрывной волне. А
это могло быть лишь в том случае, если взрыв произошел над землей!
Раскаленные до температуры в сотни тысяч градусов газы, пролетев с
огромной скоростью, срезали ветви, ожгли деревья и создали за собой
разряжение. Холодный воздух, устремившийся следом, загасил пожар.
- Так, значит, взрыв все же произошел? - почти обрадовался я.
- Да, на высоте пяти километров над землей. Я подсчитал эту высоту,
исходя из размеров площади мертвого леса, оставшегося на корню. Простая
геометрическая задача.
- Никакого взрыва, кроме атомного, не могло произойти, если метеорит
не коснулся земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9