Теперь все нарушилось. «Подводное солнце» погасло, полынья замерзла. Земледелие гибнет и в Арктике и в пустынях. К арктическим заводам на кораблях уже не пробьешься. И заводы останавливаются. И невозможно понять, почему не зажигается под водой атомное «солнце». Ядерные реакции никак там не получаются…
И про маму и академика я рассказала, что он пообещал взять ее к себе, когда она была еще школьницей. Сам он в университет пришел пятнадцати лет, а в двадцать восемь уже был академиком. А мама окончила университет и напомнила ему былое обещание. Он стал нечестно экзаменовать ее, гонял как знатока какого-нибудь… Небось теперь не рискнет! Но мама все стерпела. И ей еще много пришлось терпеть, когда они вместе начали работать. Он просто ужасный человек, всех людей может вымотать, а сам двужильный. Но он замечательный.
И тут я услышала, что в дом к нам ворвался академик Овесян. Именно ворвался. Он зашумел и объявил, что напрасно до сих пор слушался маму, не переносил установку «Подводного солнца» в другое место. А теперь проснулся подводный вулкан и все подводное оборудование погибло.
— Приоткрой дверь, Лю, — сказала Елена Кирилловна. — Там идет очень интересный спор.
Я задернула портьеру, а дверь приоткрыла.
Мама сказала, что важно не только возобновить работу «Подводного солнца», но и понять, почему здесь оно не может работать, и что очень хорошо, что прорвался вулкан: в этом явлении, может быть, таится разгадка всего. А они могут теперь разделиться. Овесян запустит в другом месте «Подводное солнце», а она вместе со своими помощниками будет исследовать новую среду, в которой не проходят атомные реакции, пусть это будет даже и чисто научной проблемой, не имеющей практического значения.
— Черт возьми! — возмутился Овесян. — Если бы я ставил памятник упрямству, я заказал бы отлить вашу статую. Вам мало тысячи проб морской воды, в которой вы ничего не обнаружили? Вам надо дробить наши силы, покидать меня на старости лет, слабого и немощного? И все ради научной гордыни и замысла, «не имеющего практического значения»! Квазиэмпирическчя ползучесть! Ва!
— Тысячи проб? — переспросила мама. — А разве вы забыли о пятидесяти тысячах опытов, которые мы вместе сделали?
— Я ничего не забыл! И вы мне по-прежнему необходимы. Я не привык без вас и не хочу с вами разделяться. Стране нужно второе «Подводное солнце», и все мы вместе переезжаем на новое место. Немедленно! Собирайтесь! Где ваши чемоданы?
— Нет, я не поеду с вами, Амас Иосифович, дорогой. Мы здесь останемся.
— Кто это мы? — шумел академик. — Я всех заберу, всех!
— Почему же всех? Моя лаборатория останется со мной.
— Ну и оставайтесь!.. И совсем вы мне не нужны!.. Оставайтесь здесь научными отшельниками, питайтесь акридами, надеждами и консервами. Все инженеры, рабочие и повара уйдут со мной. Мы зажжем «Подводное солнце», хотя бы для этого пришлось сдвинуть гору.
— А мы поймем, почему погасло «Подводное солнце», хотя для этого, как вы говорите, пришлось бы выпить полярное море.
— Они друг друга стоят! — восхищенно заметила Елена Кирилловна.
Я ей шепнула:
— Академик очень хороший, я его люблю. Но маму больше.
— Ну что ж! Разойдемся! Расходятся не только научные соратники, но и когда-то влюбленные друг в друга супруги!.. Будем облегченно вздыхать и искать в другом недостатки, от которых, к счастью, теперь избавились! — слышался голос академика. — А теперь скажите-ка: куда вы прячете моих крестников, которых я из воды таскал? Давайте их сюда. Один из них мне бы очень подошел. Ему удобно плечом в гору упираться, чтобы сдвигать.
— Сергей Андреевич! — позвала мама Бурова. Он сидел у нее в кабинете. — Вас академик просит, Но не соглашайтесь меня покинуть. Мы только что с вами заключили союз.
— Что она говорит! — рассмеялся академик. — Вот увезу отсюда одну русалку — и он мой!
И тут моя Елена Кирилловна вскочила с кушетки, откинула портьеру и вышла в столовую.
— Если вы имеете в виду меня, Амас Иосифович, то я никуда не поеду.
— Заговор! Всеобщий заговор! — закричал академик, притворно хватаясь за голову. — Знал бы, не вытаскивал их из воды. Ну что ж, копайтесь, копайтесь здесь! Достойная профессор Веселова-Росова всю жизнь изводила меня своей дотошностью. Помучайтесь теперь с нею вы. А меня на заслуженный от нее отдых!.. Или, вернее, — на свободу!.. Пойду зажигать «Подводное солнце» от своего пылающего сердца. Кстати, познакомьтесь. В катере вы, наверное, не рассмотрели друг друга. Калерия Константиновна вызвалась быть моим секретарем… за спасение ее преданной души. Не все такие неблагодарные, как некоторые…
Я выглянула в столовую и увидела в передней худую и высокую даму, с которой здоровалась сейчас мама. Лицо у нее было, пожалуй, даже красивое, но сохраненное, конечно, неумеренными заботами о нем.
— Простите, я не хотела мешать деловой беседе, — сказала она. — Я действительно готова все сделать для такого человека, как Амас Иосифович. Боюсь только, сумею ли, как должно, помогать ему.
Я сразу поняла, что эта дама просто вцепилась в академика, навязала ему свою помощь. Только не учла его особенности подчинять себе всех окружающих, выматывать из них всю душу и еще весело подбадривать. Как бы он не вымотал ее, бедненькую, как бы уголки рта у нее из презрительных не стали бы горькими…
— Все! — объявил академик. — Мой новый личный секретарь, доброволец арктического аврала, — за мной! Пойдем поднимать поселок по тревоге. Демонтируем все наземное оборудование! Соберем его в ледяных хижинах в полусотне километров отсюда! Прощайте! Да здравствует солнце, да сгинет дотошность и тьма!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148