В репродукторе слышались раскаты «ура».— Ну, Степан, поздравляю тебя, — сказал старик Седых. — Честь великая — заварить последний шов! Рабочий класс тебя выбрал, отцом Арктического моста назвал всенародно. Поздравляю! — И он протянул руку.Степан Григорьевич даже не взглянул в сторону старика. Он продолжал сидеть, слегка раскачиваясь во вращающемся кресле. Не дождавшись протянутой руки, Иван Семенович первый пожал руку Корневу:— И чудной ты все-таки, Степан Григорьевич! — продолжал Седых поднимаясь. Был он теперь уже не такого высокого роста, как прежде. Плечи его оказались на одном уровне с опущенной головой. — Чудной ты, я говорю. Столько лет на тебя смотрю и никак не пойму, что ты там внутри чувствуешь.Степан Григорьевич вдруг резко повернулся вместе с креслом:— Хочешь знать, Иван Семенович, что чувствую? Хочешь знать? Скажу тебе: всю жизнь свою я работал и молчал именно для этой минуты. — И он встал, выпрямившись во весь свой рост, потянувшись так, что хрустнули кости, улыбнулся совсем неожиданной для его сурового лица улыбкой; глаза его смотрели куда-то сквозь стенку. — Именно для этой минуты! — повторил он и с силой тряхнул кресло, на котором до этого сидел.— Ого! — крякнул Иван Семенович. — А внутри-то у тебя, оказывается, магма расплавленная! Снаружи только подморожено…Степан Григорьевич ничего не ответил. Он снова углубился в себя, будто и не говорил только что о своем заветном…— И я тоже, товарищи, как и вы, считаю, — слышалось из репродуктора: — надо предпоследний шов варить нашему лучшему туннельному комбайнеру — Смирнову Николаю. Варить этот предпоследний шов он должен как бы по доверенности… по доверенности своей супруги Нины Смирновой, которая, значит, всегда его на комбайне ихнем все-таки побивала, и, не будь у них сейчас прибавления семейства, непременно бы ей этот предпоследний шов варить!Дружный смех потряс своды подводного дока.Колю Смирнова окружили товарищи.— Коля, поздравляю, поздравляю! Смирнище чертов! Вот заслужил так заслужил!— Коля! У тебя кто же, сын или дочь?— Сын, сын! — Коля крутил свой тонкий ус.Через окружавшую Колю толпу протиснулось несколько рабочих.— Колька, будь другом, на, возьми!— Что это?— Ну что да что… Не видишь? Электрод.— Какой электрод?— Мой электрод. На память хочу оставить. Мой, понимаешь? Пусть в предпоследнем шве хоть мой электрод будет.— Товарищ Смирнов, к вам просьба! Возьмите мое синее стекло. Обязательно с ним варите! Я его потом у себя в столовой на стене повешу, внукам закажу его беречь. Возьмете?— Николай Арсентьевич! Вот рукавицами моими прошу воспользоваться. Потом отдадите, когда предпоследний шов заварите.Довольный, радостный, Коля покрутил ус и решил обратиться с речью к окружавшим его товарищам, которых он знал уже несколько лет по совместной работе в туннеле.— В-в-вот… ч-ч-чт-что… — начал он вдруг и, к величайшему своему изумлению, понял, что заикается.— Колька! Ты что это? Никак заикой стал?— Д-д-д-д-д-д… н-н-н-нет же! — попробовал возмутиться Коля, густо покраснел, махнул pyкой. — Вы уж меня простите, товарищи, — вдруг выпалил он, — свой шов я на нашем туннельном комбайне заварю… А вот последний шов… устройство не позволяет, придется вручную.И он стал проталкиваться к боковому проходу. Увидев идущих ему навстречу руководителей строительства, Коля смутился еще больше, прижался к стене.— Ты куда? — зарычал на него с напускной свирепостью Иван Семенович Седых. — Ты что же это, забыл, что перед последним предпоследний шов бывает? А ну-ка, марш назад! Сейчас соединение доков произойдет.— Я… я сейчас, — пролепетал Коля. — Мне бы Нинке телеграмму послать, что шов за нее варить буду…— А-а! — протянул понимающе Иван Семенович. — Ну беги. Хотя постой… Мальчишку-то как назвали?— Андреем!— Ах, Андреем…Степан Григорьевич, который прошел вперед, резко остановился, услышав последние слова, и обернулся. Лицо его было, как всегда спокойно.— А второго, когда родится, Суреном назову, — добавил Коля.— Пойдемте, Иван Семенович, мы задерживаемся, — заметил Корнев.Седых сердито посмотрел на него и, обращаясь к Коле и стоявшим подле него рабочим, сказал:— Эх, жаль, у меня внука не будет! Непременно бы Денисом назвал.Через толпу рабочих Иван Семенович прошел к торцовой стенке дока. Тысячи глаз смотрели сейчас на эту последнюю преграду. Перед ней, скрестив руки на груди, стоял Степан Григорьевич Корнев.Вдруг шум моторов изменился. Сразу смолкли все голоса. Монотонно, но по-другому звенели теперь стенки. Звук этот еще больше подчеркивал наступившую тишину.Неожиданно люди качнулись, хватаясь друг за друга. Некоторые не удержались на ногах и со смехом повалились вперед.— Приехали! — громким басом возвестил Седых и, подмигнув, добавил: — Встречайте американцев с гостинцами!— У меня есть… есть для них гостинец! — воскликнул Коля, потрясая чем-то в руке.— Путь подводного дока закончен! — торжественно произнес Степан Григорьевич Корнев, оставаясь все в той же позе — лицом к металлическому днищу дока.И снова наступила тишина. Тысячи людей словно притаились в ожидании чего-то, что должно было произойти.Коля шмыгнул носом и спросил:— Что же теперь, днище отвертывать?— Не раньше чем вышедшие под воду водолазы соединят доки снаружи! — строго сказал Степан Григорьевич.— Опять ждать! — упавшим голосом произнес Коля.— Не беда, подождешь, — ласково пробурчал Седых.Откуда-то донеслись слизкие удары о металл. Люди переглянулись.— Из американского дока слышно, — заметил кто-то.— Из американского! — обрадовался Коля и, приставив руку рупором ко рту, неистово закричал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167