— Не с ним, а с ней. Когда-то мы вместе работали в корабельном госпитале…Волков улыбнулся и ничего не сказал.Они обошли вокруг «цистерны» и вошли внутрь ее через открытый с другой ее стороны люк, оказавшись в цилиндрическом коридоре. Николай Николаевич сказал:— Совсем как в подводном доке Арктического моста. Вам это не напоминает?Аня вздрогнула:— Это родилось из ракетного вагона и предназначено для разбега в трубе Арктического моста.— Конечно, — улыбнулся Волков.— Вот рубка управления, — сказала Аня, открывая дверь в торцевом отсеке.Через толстое лобовое стекло, занимавшее всю переднюю часть кабины, виднелся двор института с толпой будущих студентов, стоящих у дверей ангара.— После запуска в трубе разгонным локомотивом мы выйдем на трассу и полетим к Солнцу, чтобы использовать его притяжение. Для окна предусмотрен специальный светофильтр. — Аня нажала кнопку. Послышалось легкое шуршание, и все стекло затянулось розовой пленкой. — Теперь без боли можно смотреть на Солнце.— И видеть все в розовом свете.— Что же мне остается делать, если вы отменяете… — улыбнулась Аня.Волков уселся в кресло пилота и потрогал рычаги:— Рождено ракетным вагоном? И верно, словно в вагоне и сидишь.— Не совсем так. Там не было боковых и тормозных дюз.— Недаром же у вас Ракетный институт, хотя было бы вернее переименовать вас в электроракетный институт. Я имею в виду ваш знаменитый электроразгонный локомотив.— Это будет очень правильно, Николай Николаевич. Ведь мы открываем у себя электротехнический факультет.— Слышите, братья Сереги? — обернулся к застывшим от впечатлений мальчикам Волков. — Электроракетчиками можете стать! Вы не ждите меня, ребята, шагайте по аудиториям, лабораториям, идите с остальными…Мальчики послушно вышли.— Славные ребята, — сказал Волков. — Значит, ракетный вагон? — переспросил он. — А вы вспоминаете о нем?— Ну конечно! Он же был прототипом корабля.— Нет. Я спрашиваю об Андрее Корневе. — И Волков искоса взглянул на Аню. Возможно, из-за светофильтра лицо ее показалось ему залитым краской.— Об Андрее? — тихо повторила Аня и почему-то прикрыла дверь в цилиндрический коридор, куда вышли мальчики. — Вы знаете, Николай Николаевич, не могу объяснить, но в последнее время я себе места не найду. Особенно после встречи в Восточном порту. Я вам как-то рассказывала о Барулиной. Она была врачом на корабле, где Андрей… Я встретила ее. Столько воспоминаний!.. Ах, если бы вы согласились на наш полет.— Нет, этот вопрос пересматриваться не будет. Старт вашего корабля с автоматом на борту (имейте это в виду!) откладывается. И на это есть еще кое-какие причины. Я хотел сообщить вам, Аня, — он впервые сегодня назвал ее так, — что Андрей Корнев жив и вернулся к нам… через Восточный порт.Аня ничего не ответила. Николай Николаевич сидел лицом к пульту и не поворачивался. За собой он не слышал никакого движения. Снаружи доносился гул голосов и какие-то глухие удары. Может быть, кто-то хлопал ладонью по обшивке корабля.— Значит, перед этим стеклом сперва будет ледяной панцирь? Корабль взлетит внутри «летающего айсберга»?— Да, да… — пролепетала Аня. — Лед растает в полете от нагрева о воздух, и тогда пленка пригодится, защитит от солнца.Перед Волковым прыжками двигалась секундная стрелка хронометра. Он следил за тем, как переползала она из левой половины циферблата в правую.— Он здоров теперь. Много перенес. Пролежал несколько лет в параличе. Терял память…Стрелка хронометра поднялась вверх, прошла через нуль и стала спускаться.Волков обратил внимание, что средняя часть пульта словно опрокидывается. Взявшись за специальные выступы, он потянул их на себя. С легким звоном доска пульта подалась и стала поворачиваться, превращаясь в маленький столик. На нем был письменный прибор с набором ручек и портрет в рамке.Николай Николаевич хотел пододвинуть его к себе, но он оказался привинченным в расчете на перипетии полета.Морщины на лице Волкова разгладились. Он обернулся.Аня быстро спрятала платок в карман.— Я люблю здесь работать, — сказала она, словно оправдываясь. — Одна…Потом она опустилась на колени и, прижавшись щекой к плечу Николая Николаевича, долго смотрела вместе с ним на портрет Андрея.— Хотите, я скажу вам, что напишет он на обратной стороне этой фотографии?— Скажите, — тихо попросила она.— Но ты всегда со мной… Всегда со мной!..— Спасибо.Николай Николаевич вздохнул, полез в карман, достал аккуратно сложенный листок японской бумаги и передал его Ане.Аня скользнула по нему взглядом, потом внимательно вчиталась:— Стихи? Какие печальные!.. Этюд Скрябина… наш любимый.И она прочитала:Грустный мир воспоминаний!Все они, как в речке камни…. . . . . . . . . . . . . .Хоть в сердце ночь, в душе темно!..Но ты со мной…Всегда со мной!..Аня прижала листок к своей пылающей щеке. Глава третья. ПОДВОДНЫЕ ГОНКИ Степан Григорьевич Корнев стоял, скрестив руки на груди и наклонив голову. Он словно внимательно рассматривал мозаичный пол, повторявший рисунок потолка, а потому казавшийся его отражением.На перроне вокзала Мурманск-Подземный было тихо. Около колонны выстроилось тридцать молчаливых фигур, одетых в одинаковые черные пары. Это были инженеры — руководители строительства.Две девушки вынесли из диспетчерской легкий столик, накрыли его красным сукном, потом принесли блестящие металлические стулья.Отдаленный шум, доносившийся из темных круглых отверстий, куда уходили рельсы, внезапно смолк.Послышались тяжелые шаги и поскрипывание сапог. Степан Григорьевич оглянулся. По платформе, сильно сутулясь, отчего его широкие плечи казались еще шире, шел Иван Семенович Седых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167