Над водой стелились ветви ивы.— Ну, Анка, сидеть смирно, не шуметь, рыб не пугать! — предупредил Седых, закидывая одну за другой три удочки, и насторожился, по-охотничьи нацелившись на уснувшие сразу поплавки.— Есть не пугать! Я буду самая молчаливая из всех рыбок, если ты расскажешь мне что-нибудь. Помнишь, как ты медведя сачком поймал?— Медведя-то поймал, а вот рыбу с тобой не поймаешь.Капли стекали с поднятых весел и оставляли на воде разбегающиеся кружки. Отражение высокого берега пруда чуть заметно колыхалось, белые пятна облаков медленно плыли мимо лодки. Где-то очень далеко сигналила автомашина.Иван Семенович, седой, огромный, грузный, снял белый картуз, расстегнул ворот и наслаждался воздухом, теплом, тишиной. Прищурясь, он смотрел на поплавки.Аня бросила весла и, подперев подбородок ладонями, уставилась на лесистый берег за кормой. На коленях ее лежала раскрытая книга.— Вот мы с тобой удим рыбу, как все — тихо, терпеливо. А вот мой Андрюша не так стал бы ее ловить.Седых недовольно засопел.— Ты знаешь, папочка, как он стал бы ловить рыбу? — Аня зачерпнула воду и наблюдала, как стекала струйка. — Он наверняка что-нибудь изобрел бы. Например, какой-нибудь фантастический сифон. Спустил бы с его помощью всю воду из пруда, и рыбу можно было бы собрать руками.— Ну, знаешь, это уж твоя собственная выдумка, а не твоего фантазера.Аня закинула руки за голову.— Он не такой уж фантазер, папа. Он построит то, что задумал.— Ладно, пусть строит, а мы посмотрим…Снова загудела где-то машина, ближе, чем в первый раз.— Папа, как хорошо, что ты смог выбраться сегодня на дачу! Мне кажется, что вокруг все такое же, как раньше, давно-давно, когда Андрюши и никого еще не было, никакого горя… И пруд, и небо, и ты такой же — добрый, большой, толстый.— Ну, ну…— Помнишь, ты приезжал к нам каждое воскресенье. Мы с тобой катались на лодке. Ты удил рыбу, а я готовилась в университет.— Университет, потом медицинский, — с деланной ворчливостью пробубнил Седых. — До сих пор не пойму, зачем ты в него поступала и зачем потом все бросила.— Зачем бросила? — На губах Ани появилась печальная улыбка. — Хочу лететь на Марс, папочка. Пусть и меня хоть один раз ждут…— Не верю, — раздельно проговорил Седых и потянул за удочку. В воздухе блеснула серебряная искорка.Аня захлопала в ладоши.— А-а-ня!.. А-ау! — Далекий голос звонко разнесся над водой.— Ой, папочка! Меня. Кто бы это?— А-аня! А-ау!..Лодка закачалась от быстрого движения Ани. Она стояла теперь во весь рост, всматриваясь в берег.— Папочка, кто это? Голос какой знакомый…— Не качай лодку, сядь! Ты со мной поехала рыбу удить — значит, тебя дома нет.— Папочка, ты знаешь… — У Ани перехватило дыхание. Она пыталась разглядеть белую фигуру на берегу. — Это же… это…— А-аня, плыви сюда!— Папа, ведь это же Елена Антоновна! Ты понимаешь?— Нет, не понимаю.Аня поспешно села и схватилась за весла.— Куда? — Седых вскинул свои лохматые брови. — Куда?— Папа, я должна на берег. Она, наверное, ко мне приехала, а ведь я ее с каких пор не видела…— Ты с отцом сейчас. И с ним не бог весть как часто видишься.— Папа, это же врач с твоего корабля!.. Мы сейчас же плывем к берегу.— Не мешай мне, я рыбу ужу. Я имею право посидеть с дочерью час посредине пруда.Аня решительно взялась за весла.— Имей в виду, я не поплыву, — неожиданно низким басом произнес Седых.Остальное произошло в полном молчании. Аня вскочила на ноги и, как была в легком летнем платье, перешагнула через борт. Брызги обдали старика, но он даже не шелохнулся.Напрасно оглядывалась Аня назад — отец так и не посмотрел в сторону плывущей дочери.На берегу, растерянно прижав руки к груди, стояла полная женщина и нервно теребила косынку.Выскочив из воды, Аня бросилась к ней на шею.— Мокрая какая! Ах ты, боже мой! Сумасшедшая! — говорила Елена Антоновна, отталкивая смеющуюся Аню.Аня потащила свою гостью в гору. Наверху, оставив ее, запыхавшуюся, она обернулась и помахала рукой. Посредине пруда виднелась маленькая лодочка с сутулой белой фигурой на корме.— Ты будешь переодеваться? — спросила Елена Антоновна.— Нет! — засмеялась Аня. — Мне не так жарко будет.Они сели на поваленное бурей дерево. Аня — на самое солнце, Елена Антоновна — в тень. Начались расспросы. Спрашивали друг друга о самых незначительных вещах, хотя и не виделись несколько лет.— Я, Аня все знаю из твоих писем, — говорила Елена Антоновна, — но не все понимаю.— Что же тут непонятного? В моей жизни, кажется, все так просто и ясно. Есть радость, есть горечь… Разве не так?Аня немного откинулась назад, опершись руками о ствол, на котором сидела, и закинула голову. В позе ее было что-то озорное, но глаза были печальными. Над вершинами деревьев быстро неслись облака.— Ты-то ясная, — улыбнулась Елена Антоновна, любуясь легкой фигуркой Ани в мокром, облегающем тело платье, — а поступки твои не так уж ясны.— Да? — улыбнулась Аня, не меняя позы.— Я ведь думала, что мы вместе работать будем. Помнишь, там, на корабле. У тебя была верная и нежная рука.Аня замотала головой, все так же загадочно улыбаясь.Елена Антоновна встала и, взяв Аню за плечи, посмотрела ей в глаза:— Андрея любишь?Аня кивнула. Елена Антоновна встряхнула ее:— Глупая! Ах, боже мой, какая глупая! А я тебя считала настоящей женщиной.— А что такое настоящая женщина?Елена Антоновна села и обняла Аню за талию:— Ты знаешь, как поступила бы настоящая женщина? Она, может быть, бросила бы медицину, но для того, чтобы работать вместе с мужем, воплощать в жизнь его идею, которая увлекает сейчас всю страну. А ты? Мужчины, Аня, не прощают таких вещей. Ты вдруг избрала далекую, чуждую ему специальность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167