Невозвратно утраченная Галя казалась ему и прекрасней и ближе, чем была когда-либо на самом деле. Потому, быть может, Алексей, с необычной силой ощутив сейчас горечь утраты, плакал.Если мужчина поймает себя на том, что плачет, он в первый миг устыдится, но потом, вспоминая об этом, почувствует, что был тогда лучше, чище…Алексей выпрямился. Ветер дул порывами и быстро высушил его влажные щеки.…Маститый океановед Петров стал парторгом строительства. Он пожелал принять участие в стройке как ученый, знающий море, льды и жаждущий влиять на изменения условий их существования, а не регистрировать их только. Он обратился в ЦК партии с просьбой направить его на стройку научным консультантом. Но в Центральном Комитете рассудили по-иному. Старый коммунист, знаток Арктики и ее людей, как никто другой, мог быть полезен на посту партийного руководителя стройки. Одновременно он мог консультировать инженеров по всем вопросам науки о льдах и океанах.Александр Григорьевич поднялся на мостик. В руках он держал два сверкающих полированными поверхностями металлических ящичка.Парторг движением головы пригласил Алексея пройти вместе с ним в штурманскую рубку.— Принес? — спросил Ходов, поднимая от карты худое лицо с ввалившимися щеками.— Торжественная минута, — сказал Александр Григорьевич и оглянулся на стоявшего в дверях Алексея.Федор отошел в угол рубки, словно предоставляя остальным решить вопрос, о котором будет идти речь.— Два ящичка… нержавеющая сталь, — сказал дядя Саша. — Пролежат тысячелетия.Ходов открыл крышки ящиков. В первом из них лежала стальная пластинка с выгравированной на ней датой начала Великой полярной стройки. Этот памятный знак предстояло зарыть в дно Карского моря на месте, где поднимется первый ледяной бык сооружения.Во втором ящике хранилась стальная пластинка с именами трех погибших в этом месте строителей мола: Галины Волковой, Матвея Доброва и Ивана Хорхая. На обратной ее стороне были выгравированы портреты погибших, в память которых и было выбрано место начала стройки.Алексей взял в руки пластинку с портретами. На него смотрело задумчивое лицо девушки с прямой линией сросшихся бровей, с черными тенями над верхней губой, с мечтательным взглядом темных глаз.«Вот такие в войну становились героями», — горько подумал он и непослушными пальцами положил пластинку в ящичек.— Начнем монтаж каркаса двух островов одновременно, — решительно сказал Ходов. — С первыми кессонами спустимся я и Карцев. Алексей Сергеевич, — обратился он к Алексею, — берите ящик… Вот этот, с датой начала строительства. Я возьму другой.Алексей покачал головой.— Нет, — сказал он. — Закладывайте сооружение вы, Василий Васильевич. Вы начальник строительства. А мне позвольте отдать последний долг товарищам…Дядя Саша обернулся и ласково взглянул на Алексея.— Понимаю вас, Алексей Сергеевич, — своим обычным скрипучим голосом сказал Ходов. — Право выбирать у вас. В этом вопросе я подчиняюсь вам.Подошел Федор и, как бы прощаясь, вынул из ящика пластинку с портретами. Положив пластинку обратно, он поднял глаза и встретился взглядом с Алексеем. Оба опустили головы.— Ну что ж, — сказал Ходов, отходя от иллюминатора. — Корабли уже встали по местам. Федор Иванович, распорядитесь о спуске катера, чтобы доставить меня на ледокол второй группы. Я спущусь со вторым кессоном.— Почему? — попробовал протестовать Алексей. — Вам по праву начальника надо спускаться с кессоном номер один.— Прошу прощения, мы спустимся одновременно. Вы отсюда, я с ледокола второй группы, — безапелляционно распорядился Ходов.— Надо будет объявить об этом людям, они уже собрались на палубе, — сказал Александр Григорьевич. — Настроение у молодежи приподнятое.Выйдя на крыло капитанского мостика, с которого видна была заполненная людьми палуба, дядя Саша сделал знак рукой.Моряки и строители замерли внизу, как по команде «смирно».Позади парторга строительства стояли Ходов и Карцев со стальными ящичками в руках. Александр Григорьевич сообщил, что эти ящички будут заложены Ходовым и Карцевым в дно моря под будущими ледяными островами в знак начала стройки и в память жертв начавшейся борьбы с ледовой стихией.К Алексею подошел Виктор Омулев.— Хэлло, друг! Два слова горькой печали, — начал он, отводя Алексея в сторону, — крик души… Конечно, я геолог. Разведка грунта и так далее… Официально говоря, мне не обязательно быть в первом кессоне, но… зачем спускаться обреченному на бездействие врачу?Алексей пытливо посмотрел на толстое, сейчас смущенное, покрасневшее лицо Виктора.— Ты хочешь вместе с нами похоронить ее портрет?— Ты чуткий, Алексей, — заморгал Виктор короткими ресницами и, вынув платок, стал вытирать щеки. — Ты чуткий… Мы поймем друг друга. Я не буду там, внизу, лишним! Клянусь своим именем. Я постараюсь, друг, чтобы ты заложил не только память о товарищах, но и само сооружение.— Это делает Ходов, — сухо ответил Алексей.Виктор понизил голос:— Сооружение фактически заложит тот, чей остров поднимется первым. Строго конфиденциально! Мы уже договорились с Денисом, — и Виктор поднял палец.Алеша укоризненно покачал головой:— Эх, Витяка! Ты претендуешь на чуткость, а меня понять не способен.Виктор испугался, думая, что Алексей откажет ему в просьбе, но Алексей, угадав его мысли, успокоил:— Хорошо, хорошо, ты спустишься с нами. Посмотришь дно глазами геолога.На палубе начиналась суета.— Опускать черепаху!— Построиться по бригадам!— Эй, бабушка, поберегись!По палубе весело катились легкие строительные машины, которые должны были облегчить труд полярников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141