Нас
несколько раз прерывали. Сначала Фельцман проорал, страшно ругаясь, что в
местной больнице, до которой они добрались, одни покойники, даже на
детском отделении, а эти - я не решусь воспроизвести слова, которыми он
охарактеризовал медперсонал - отсиживались в подвале. Потом из первого
отряда доложили, что огонь перекинулся на ближний к комбинату квартал, и
они вынуждены отходить, не осмотрев и половины домов. Но все это было так,
информацией к сведению. Никаких решений от меня не требовалось. Зато к
концу сбивчивого рассказа этого человека, представившегося заведующим
заводским клубом, я понял, что делом коменданта мне придется заняться
вплотную, пока есть еще для этого время.
Я не знал аратского коменданта. Никогда прежде, наверное, не встречал
его. Он был одним из многих, назначенных оккупационной комиссией ООН. И
тому, что он, судя по всему, погиб, удивляться особенно не приходилось.
Здесь погибло уже достаточно много народа, и, наверное, погибнет еще очень
и очень много. Но если то, что я о нем узнал сейчас, было правдой...
- Вы можете представить доказательства? - спросил я этого человека.
Хорошо, что он не видел моего лица. Голос у меня был вполне спокойный.
- Да. У них там, в комендатуре, наверное, бумаги. И вообще... Вы сами
убедитесь, что я не обманываю.
Я взглянул на карту города. Арат когда-то был прекрасным местом.
Комендатура располагалась в замке, на острове - раньше там была картинная
галерея. А еще раньше - тюрьма.
- Хорошо. Едем. Ахмед, ты раздобыл джип? - я обернулся к своему
адъютанту.
- Он тут, за углом. Только бензина маловато.
- Нам хватит, тут рядом, - и двинулся к выходу. Я знал, что сюда уже
не вернусь. Но не знал, конечно, что не увижу больше никого из оставшихся
в здании Управления. Но я себя не виню. Я не бежал от опасности, и взрыв
резервуаров там, в комендатуре, грозил гибелью не меньше, чем здесь. Я
просто делал то, что должен был делать.
Ахмед сел за руль, я рядом, а этот тип повалился на заднее сиденье.
Все внутри джипа было засыпано пеплом, и, когда Ахмед рванул машину с
места, пепел с капота поднялся в воздух и на несколько мгновений закрыл
нам видимость. Ахмеда это, конечно, нисколько не задержало, он, наверное,
и с закрытыми глазами вписался бы в поворот к выезду с комбината. Недалеко
от ворот стоял сафоновский БТР и поливал пеной из двух стволов близлежащее
складское здание. Дыма было гораздо больше, чем когда мы ехали к
Управлению, но я не стал задерживаться и что-то выяснять - Сафонов сам в
состоянии решить, когда отводить своих людей.
Они все равно погибли бы, даже если бы я приказал им тогда немедленно
бежать из города. А в том, что я уцелел, нет моей вины.
На улицах мы пару раз встречали группы закутанных в пластиковую
пленку жителей, которых наши люди выводили к вокзалу. Когда мы ехали сюда,
я боялся, что нам не хватит имеющихся в колонне защитных средств. Все-таки
город с населением в двадцать тысяч... Но в штабе, видимо, рассчитывали
именно на этот вариант, и средств защиты у нас было даже слишком много.
- Повторите, что вам известно о коменданте, - не оборачиваясь спросил
я этого типа. Там, в Управлении, слишком многое отвлекало, да и говорил он
сбивчиво, нечетко. А здесь нужна была абсолютная ясность, прежде чем я
доложу обо всем в штаб.
- Только прошу учесть, что я лично не имел к этим делам никакого
касательства, - торопливо пролепетал он в ответ.
- Ну разумеется. Иначе вы молчали бы, как рыба. Но откуда ваши
сведения?
- Да об этом весь город знал. Все это видели. И потом... У меня же
были связи среди служащих комендатуры. Со многими мы прежде работали.
- Где? - спросил я резко.
- Я... Видите ли, я раньше служил... ой! - он, наверное, прикусил
язык, когда джип подпрыгнул на очередном ухабе, и ненадолго замолк. Потом
спросил: - А мы так не перевернемся?
Я оставил его вопрос без ответа, и через некоторое время он
продолжил:
- Я работал в местном комитете. На небольшой должности...
Все они теперь работали на небольших должностях. Все как один. И
никто ни к чему не причастен. Как будто это меняет дело. Как будто мы
пришли сюда для того, чтобы найти виновных и отомстить им, и наказать их.
Как будто эта месть, это наказание может хоть что-то поправить.
Но почему они снова лезут наверх, почему они снова рвутся к
управлению? Почему?! Потому, что ни на что больше не способны? Потому что
вообще ни на что не способны - даже на то, чтобы понять эту истину?
И почему мы не в состоянии воспрепятствовать им?
- Ясно, - оборвал его я. - Говорите о коменданте.
- Он отправил отсюда три контейнера. Я знаю человека, который
оформлял документы. Я знаю, где его можно найти.
Дурак. Что пользы сейчас в твоем знании? - подумал я, посмотрев
вокруг. Мертвый город, засыпаемый пеплом. Стена дыма над комбинатом у нас
за спиной. И ежесекундная угроза взрыва, который не оставит в этом городе
камня на камне. Если там в одном из резервуаров действительно Энол-К, сюда
не пошлют даже похоронную команду. Но как, как это могло случиться? Ведь
оккупационные власти взяли все под свой контроль, ведь лучшие экономисты,
политики, военные мира объединились в ООН с единственной целью - вывести
эту страну из состояния катастрофы и спасти Землю. Почему же постоянно нас
преследуют здесь неудачи, почему срываются, оказываются несостоятельными
планы, почему наши люди продолжают без пользы гибнуть на этой земле?
1 2 3 4 5 6 7 8