Который, быть может, захочет потом завладеть всем. Неужели ты
настолько глуп, монах, чтобы согласиться на такую жертву?
- Кто ты?- спросил Франциск слабым шепотом, оперевшись о дверной косяк,
чтобы не упасть.
- Я - твой Бог, монах,- ответила она уже столько раз слышанной
Франциском фразой, но что-то сломалось в душе у Франциска, и он не мог
больше молиться этому богу.
- Нет,- прошептал он,- Ты не бог. Ты - дьявол.
Он повернулся и бросился прочь из этого дома. В ночь, в холод, в
темноту.
Мы ничего не знаем пока о его жизни на протяжении следующих шести с
небольшим месяцев. Мы знаем лишь, что в конце концов он вернулся в Аргвиль
нищим странствующим монахом в оборванной рясе, голодным и исхудавшим,
изменившимся так, что трудно было бы поверить, что лицо этого монаха
принадлежит человеку, не достигшему своего тридцатилетия. За эти полгода он
стал похож на умудренного жизнью и много страдавшего старца, и до самой
смерти своей сохранил Франциск этот облик. Одна из наших групп, занимющаяся
анализом изображений, сумела выделить лик Франциска на десятках фресок,
икон и миниатюр среди ликов различных святых. Вглядываясь в эти
изображения, можно понять, почему всякий, с кем приходилось ему
впоследствии встречаться, запоминал эту встречу на всю оставшуюся жизнь -
столь пронзительным был взгляд неистового аббата. Он оставил свой след в
душах очень многих людей - только потому память о нем не умерла даже после
столетий мнимого забвения.
Франциск вернулся в Аргвиль в тот день и час, когда в доме, оставленном
им более полугода назад, появился на свет его сын. В этом нет ничего
удивительного, если принять на веру гипотезу о магических свойствах
субстанции пси, которой он обладал в изрядном количестве. Узкими улочками
уже оправившегося от прошлогоднего морового поветрия городка он подошел к
так хорошо знакомому ему дому, поднялся по каменным ступеням и отворил
незапертую дверь. Внизу, у лестницы, стояла повивальная бабка, только что
принявшя младенца, и молодой священник, зашедший проведать свою прихожанку.
При виде Франциска они застыли на месте, оборвав разговор на полуслове, а
он, как бы не заметив их, молча поднялся по лестнице, вошел в комнату и
затворил за собой дверь. Появление его было столь неожиданным и так
поразило священника и повивальную бабку, что какое-то время они молча
стояли, глядя ему вслед и не понимая, что же происходит. Очнулись они лишь
тогда, когда сверху, из той комнаты, где остались роженица с ребенком,
раздался нечеловеческий вопль:
- Чудовище! Ведьма! Змея!
Не говоря ни слова, бросились они вверх по лестнице и ввалились в
комнату. Но не посмели сделать и шага дальше порога, потому что глазам их
открылась сцена, ужаснее которой не могло вообразить себе сознание человека
той эпохи. Комната была вся заполнена бледно-голубым сиянием, исходящим,
казалось, из самого воздуха, и все в этом сиянии представлялось нереальным,
расплывчатым, лишенным четких очертаний. Все - кроме детской колыбели,
кроме монаха, распростертого перед ней на полу и гигантского двухвостого
змея с руку толщиной с горящими глзами и полуоткрытой пастью полной острых
зубов, который раскачиваясь поднимался все выше, выползая из-под одеяла на
постели роженицы.
Смертельный ужас охватил вошедших, и они свалились бы без чувств, если
бы некая сила, исходящая от взгляда чудовищного змея, не толкнула их прочь,
прочь из этой комнаты, прочь из этого дома. С криками выскочили они на
улицу и побежали, не разбирая дороги, и не сразу сумели горожане остановить
их безумный бег, задержть и успокоить несчастных. Когда же несколько самых
смелых, похватав все, что попалось под руку - кто топор, кто мясницкий
тесак, а кто палку потяжелее - с опаской вошли в дом и поднялись по
лестнице, змея в комнате уже не было. Был лишь монах, лежавший на полу
рядом с пустой кроватью и не подававший признаков жизни. И мертвый,
задушенный младенец в колыбели.
Такова в общих чертах ужасная история, происшедшая в маленьком городке
Аргвиле в начале четырнадцатого столетия. Никто и никогда не видел там
больше этого двухвостого змея, но все почему-то безоговорочно поверили
рассказанному повивальной бабкой и священником - видимо, картина,
свидетелями которой они стали, настолько поразила их воображение, что не
поверить им было попросту невозможно. Но появление этого змея в
человеческой истории прослеживается неоднократно. Нам удалось найти
кое-какие ссылки на него в древних, доисламского периода, сказаниях
народов, населявших аравийский полуостров, в легендах ряда африканских и
южноамериканских племен, в китайских и древнеиндийских манускриптах.
Правда, все эти данные носят пока предварительный характер, поскольку
огромное большинство манускриптов по истории этих регионов пока остается
недоступным для компьютерной обработки. Но несомненно, что в будущем мы
получим достоверные свидетельства о неоднократном вмешательстве в
человеческую историю этого существа, о неоднократном искушении, которому
подвергались сыны человеческие со стороны двухвостого змея. И не исключено,
что даже сама легенда о соврщении змеем Адама и Евы - хотя библейский змей
и не был двухвостым - есть не что иное, как отголосок подобного события.
Искушение... Несомненно, это было искушение. Не первое и не последнее в
человеческой истории. И то, что не привело еще это искушение к гибели всего
человечества, не может, не должно нас успокаивать. Потому что сегодня как
никогда велика опасность того, что искуситель добьется-таки своей цели,
потому что сегодня у одного человека как никогда много шансов завладеть
субстанцией пси всего погибшего человечества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15