Только это, конечно, не было обьяснением. Мы проверяли, мы же все-все
проверяли по тысяче раз. Если бы все было так просто, мы бы давно
вывели закономерность в третьей категории данных. Очень давно. Пока
что сделать это не удалось. А количество данных все множилось...
* * *


Прошло больше трех суток с момента моего прибытия на Кабенг, и я был
еще жив, и ничего со мной еще не случилось. Но я не обольщался.
Теперь, когда в памяти восстановилось все, что я узнал от Зигмунда на
том финальном инструктаже, теперь, когда мне не удалось убедить Графа
сделать хоть шаг в сторону от гибельгого пути, теперь, когда я в
очередной раз убедился, что Кабенг находится накануне катастрофы, и
достаточно легкого толчка, малейшего повода, чтобы она произошла -
теперь я не мог обольщаться. Все имеет свой предел. Даже удача. И
нельзя слишком долго испытывать ее.
Ламю всегда считался удачником. И очень гордился этим, заявляя всем,
кто готов был его слушать, что родился в счастливый момент и под
счастливой звездой. Когда ему говорили, что удача непостоянна и рано
или поздно способна изменить ему, он обворожительно улыбался и ничего
не отвечал. И всем, кроме самых близких его друзей - а таких было
немного - казалось, что он настолько уверен в своей удачливости, что
даже не хочет спорить на эту тему. Ему везло буквально во всем, даже в
мелочах. Если он направлялся обедать, то лучшие места в кафе
обязательно пустовали. Если он шел в театр, то потом оказывалось, что
в этот вечер актеры давали лучшее представление месяца или даже
сезона. Если он спешил куда-то по делам, то потом оказывалось, что
выбранный им маршрут самый быстрый. Он никогда никуда не
опаздывал, и всегда добивался тех целей, которые ставил перед собой.
И мало кто знал, что четверть века назад его жена погибла у него на
глазах самым нелепым образом - просто потому, что они не захватили с
собой дополнительный передатчик, что на перевале их застиг неожиданный
снегопад, что в аптечке не оказалось термостимулятора, что они
отклонились чуть в сторону от маршрута... С тех пор он так и не
женился, жил совершенно одиноко и был - несмотря на свой казавшийся
посторонним легким характер - крайне нелюдим. Единственное, чему он
отдавал свою душу все эти годы, была работа. Когда я пришел в отдел,
он уже считался, несмотря на свою относительную молодость, одним из
самых опытных сотрудников Зигмунда. Я многому у него научился и многое
благодаря ему сумел понять. Особенно после того, как он однажды сказал
мне: "Удача, Алеша, никогда не приходит случайно. Случайными бывают
только неудачи - удачу следует создавать самому".
Создать свою удачу на Кабенге ему не удалось.
Он прибыл сюда наблюдателем - как и я - чуть больше годва назад.
Обычная инспекционная поездка. Каждый из нас бывал в десятках таких
инспекций - иногда в свободном поиске, иногда в рамках предложенной
кем-то и одобренной Зигмундом программы. Мы знакомились с положением
дел, потом писали всяческие доклады, составляли отчеты, зачастую
совсем не понимая, была ли хоть какая-то польза от нашей работы. Со
стороны могло показаться, что мы большей частью попусту транжирим
время и немалые порой средства. Но никто - за все сорок восемь лет
существования нашего отдела - не контролировал его деятельность со
стороны. А нам самим Зигмунд усомниться не давал - просто тем, что
каждый из нас в какой-то период привлекался к обработке и обобщению
полученной информации и мог лично убедиться в том, что работа
проводится не зря, что ситуация крайне серьезна, что угроза Нашествия
не просто реальнаа - что это уже даже не угроза, что Нашествие уже
происходит. Сейчас, сегодня Нашествие нависло над передовыми отрядами
человечества. Завтра - если мы не сумеем разгадать его причины - оно
ударит в самое сердце нашей цивилизации.
Но разгадать причину - значило найти что-то общее в тех явлениях,
которые мы связывали с Нашествием. Однако, что общего могло быть между
катастрофой на Джильберте и блуждающими тенями, между взрывом на
Скорпионе и агрессией гель-организмов в пустыне Лиэк, между
исчезновением трех операторов на станции КН-4 и фантазиями Уго
Тревола, вот уже два столетия не дающими покоя ксенологам, между
Зеркальным городом на Каунгонге и призраком Тимофея Платто? Что могло
быть общего между всеми этими явлениями, что вообще могло быть общего
между различными флуктуациями, кроме одного - кроме того, что все
флуктуации по природе своей случайны?
Какой-то иной общности, объединявшей все эти события, мы так и
не сумели до сих пор отыскать. Но мы знали, знали совершенно
определенно, могли доказать это с цифрами в руках - если бы
кто-то, кроме тех, кому и так по долгу службы все было известно,
потребовал от нас доказательств - что флуктуации эти безо всяких
видимых нам причин катастрофически нарастают. И был уже виден предел,
за которым всякая деятельность человека в Галактике станет
невозможной из-за катастрофического нарастания флуктуаций -
не из-за того, что каждая флуктуация вела к катастрофе, а из-за того
просто, что нельзя планировать и осуществлять какую-либо разумную
деятельность в мире, где роль случайности превышает некий критический
порог. И предел этот - предел Зигмунда, как звали мы его между собой
- с кваждым годом приближался. Когда Зигмунд, проанализировав
предварительные данные, вычислил, что до него осталось двести
пятьдесят плюс-минус тридцать лет, далеко не все из тех, кто был
поставлен в известность, поверили его интерпретации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64