Ночное небо над Оронко всегда ясное, и даже когда нет на
нем ни одной из лун, яркие звезды дают достаточно света. Минут десять
мы стояли, молча глядя на озеро и прислушиваясь к плеску волн у наших
ног, потом прощались и расходились в разные стороны - доктор Кастер с
женой направо, а я налево, к своему флаеру. Мы не уговаривались о
следующей встрече, мы знали, что через неделю все повторится.
В тот четверг заведенный порядок был нарушен.
Я задержался на складе, подбирая стимулятор для своей живой изгороди.
В последние годы в ближнем лесу развелось множество лионок, они
умудрились прогрызть в изгороди массу ходов и изрядно подпортили ее
внешний вид, не говоря уже о тех безобразиях, что они вытворяли ночами
на лужайке перед домом. Всякому терпению приходит конец, и я решил в
конце концов, что моей изгороди совсем не помешают острые шипы.
Оказалось, однако, что в таком решении я был не первым, все запасы
нужного стимулятора были уже исчерпаны, и мне пришлось с полчаса
повозиться, настраивая синтезатор, а потом ждать, пока он наработает
два пакета нужного мне порошка. Мне очень не хотелось нарушать
заведенный порядок, да и доктор Кастер, я знал, был бы очень
раздосадован, не застав меня на месте, и потому я спешил. Тот, кто за
долгие годы жизни приобрел множество привычек - даже таких, которые я
увидел, что оказаться первым за нашим столиком мне на этот раз не
удалось. Но досада моя еще больше возросла, когда, подойдя ближе, я
обнаружил, что человек, сидевший спиной ко входу на моем обычном
месте, не был доктором Кастером.
Я уже многие годы вел уединенный образ жизни, стараясь до минимума
свести свои контакты с другими людьми, и то, что теперь мне предстоял
разговор с кем-то посторонним, не входящим в узкий круг моих здешних
знакомых, совсем не улучшило мое настроение. Лица человека, который
дожидался меня, я не видел, но он явно не был местным. Даже обычный
для этих мест белый костюм и белая шапочка с козырьком, что лежала на
столе у его левого локтя, не делали его похожим на местного жителя -
когда долгое время живешь в одной местности, как-то неосознанно
начинаешь выделять всех, кто приехал издалека. Он сидел здесь, видимо,
уже давно - рядом с ним стояла пустая чашечка из-под кофе - и
несомненно дожидался меня. Это я понял сразу, другого обьяснения его
присутствию за столиком быть не могло. Ведь, если бы он был простым
приезжим, случайно забредшим в "Феррико", его несомненно предупредили
бы, что это место занимать не следует. А если бы ему нужен был доктор
Кастер, то для этого незачем было приходить в кафе - доктора
гораздо легче было бы застать в клинике или, на худой конец, дома.
Человек этот ждал меня, и мне это очень не нравилось.
- Добрый день, - сказал я, наверное, не слишком любезно, подходя к
столику.
- Добрый день, инспектор, - ответил он, вставая и протягивая руку.
Я тут же узнал его. Из всех встреч, которые могла еще приготовить мне
судьба, на сегодняшний день пришлась, пожалуй, самая нежелательная. Он
был, как и прежде, рыжим, и, конечно же, бородатым. Но только теперь
он не был уже лаборантом у Ваента. Теперь - я знал это, хотя и не
следил за новостями подобного рода - он был уже академиком. И то, что
член Совета Академии Кей Рубаи отыскал меня в здешней глуши, не сулило
ничего хорошего.
- Не называйте меня инспектором. Я уже давно не работаю у вас в
Академии, - сказал я.
- Никто не лишал вас этого звания. Но как вам будет угодно, - он пожал
плечами и добавил, - Давайте сядем. Мне нужно с вами поговорить. Если
вы, конечно, не возражаете.
Мы сели и некоторое время молчали. Я не знал, о чем он хотел
поговорить со мной. И не хотел бы знать. Если бы он вдруг встал и
ушел, я, наверное, сумел бы выкинуть этот визит из головы и никогда
больше не вспоминать о нем. Мне казалось тогда, что я научился
забывать. Прошлое осталось в прошлом, и бесполезно ворошить его, если
мы все равно не в силах ничего изменить.
- Если позволите, я покажу вам некоторые материалы, - заговорил,
наконец, Рубаи.
- Вы уже показывали мне когда-то материалы, - не мог удержаться от
колкости я, - И не сказали тогда главного.
- Я стараюсь не повторять прежних ошибок, - вполголоса ответил он, не
приняв моего агрессивного тона.
Он расстегнул куртку, достал из внутреннего кармана портативный
проектор и положил его на стол передо мной. Я давно не видел таких
проекторов. Система "Сэнтал", бог знает, какая древность. Такой же
точно, помнится, был у Зигмунда. Рубаи, видимо, так и остался пижоном,
помешанным на старинных вещах, подумал я. Впрочем, рано или поздно
многие становятся такими, потому что с годами все больше хочется
задержать бег времени, зацепиться в своем прошлом за что-то такое, что
было бы прочно и неизменно, и рожденные в прошлом вещи дают нам
иллюзию такой неизменности. Потому-то и доктор Кастер носит под мышкой
свои старинные шахматы. Потому-то и Зигмунд так любил свой необьятный
письменный стол. Только мне вот, к сожалению, этого не дано. Потому
что я хотел бы навеки забыть свое прошлое.
- Этот проектор, - сказал Рубаи, - принадлежал Зигмунду Бренко, вашему
бывшему шефу.
- Принадлежал?
- Да. Он умер четыре года назад.
- Жаль.
Мне действительно было очень жаль старика. Он, в сущности, ни в чем не
был виноват передо мной. И то, что после Кабенга я не пожелал его
больше видеть, обьясняется, конечно, не внезапной личной к нему
неприязнью. Просто мне невыносимо было встречаться хоть с кем-то,
связанным в памяти с тем временем. И с Кеем Рубаи в том числе.
- Да, жаль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64