В этой психологической особенности легко усмотреть следы трех с половиной веков колонизации. Долгое время индонезийцев приучали лишь подчиняться чужой команде, поэтому сейчас они не без труда разрешают проблему свободного выбора. Твёрдое руководство здесь было необходимо. Наша группа построила мостки под восхищённые возгласы окружающих; шофёр, замирая от ужаса, осторожно въехал передними колёсами на настил. Затем, видимо, чтобы закончить поскорей мучения, он выжал до отказа акселератор, бамбук жалобно заскрипел, и автомобиль одним прыжком очутился на том берегу ручья.
Этот маленький подвиг позволил нам доехать до другого, на сей раз более серьёзного препятствия: путь преграждала речушка около шести метров шириной, довольно глубокая. Пришлось наводить солидную переправу, взяв для этого у плотника в соседней деревушке готовые балки. Сунданцы не могли скрыть ужаса при виде того, как мы копошимся в ночи, укладывая бревна при свете фонариков. Шофёра снедали беспокойство и сомнения; правда, один индонезиец, студент технического факультета, поддерживал нашу оптимистическую точку зрения, уверяя соотечественников, что предприятие не грозит смертельным исходом. По обоим берегам реки собрались окрестные жители, чтобы не пропустить сенсационного номера. Каждый вслух прикидывал наши шансы на удачу. Вскоре ночь огласили голоса спорщиков. Экипаж джипа редел на глазах.
Чтобы успокоить шофёра, мы набросали на стыки между балками связки бамбука. Водитель, не в силах сдержать дрожи, в конце концов согласился ехать. Но едва передние колеса коснулись брёвен, бамбук с треском начал ломаться. Присутствующие всплеснули руками. Женщины и дети пронзительно закричали. Шофёр дал задний ход, вылез из машины и наотрез отказался вновь сесть за руль. После продолжительной дискуссии Мерри занял место водителя и осторожно переехал речку. С той памятной ночи ему предстояло войти в устные предания суданцев, если только кто-нибудь из далангов не увековечил его черты, вырезав из акации сто семьдесят третьего голека — Мерри Оттена.
На месте нас уже ждали охотники; их предупредили, что кабаны, возможно, уже сегодня окажутся в пределах досягаемости чар малима.
Однако от этого события нас отделяло ещё несколько дней.
Система выслеживания зверя была усовершенствована. Лурах разбил охотников на мобильные группы по пять-шесть человек, и те стали прочёсывать горный массив по маршруту, проложенному на штабной карте. Постоянную связь с лагерем они поддерживали с помощью наших приёмно-передающих устройств «воки-токи». Тактическая диспозиция пришлась по душе сунданцам; глава деревни с картой в руках мнил себя генералом, весть о происходящем разнеслась далеко окрест, царило всеобщее возбуждение.
Однажды поутру, привычно следуя гуськом за малимом, мы натолкнулись на свежие следы кабанов: ночью животные совершали набег на маниоковое поле. Малим тотчас сделал нам знак оставаться на местах, а сам с помощником и несколькими охотниками двинулся дальше. Они спустились в низину, на дне которой журчал ручеёк. Кабаны протоптали в зарослях тропку, и на крутом склоне горы — там, где они скользили по земле, образовался жёлоб. Известно, что кабаны всегда ходят по одной и той же тропе, поэтому здесь решено было устроить засаду.
Мы стояли на вершине горы. Долина спускалась вдоль русла потока вниз, образуя своеобразный коридор. Малим прошёл его из конца в конец и возвратился к нам наверх. «Звери остались в долине, — сказал он. — Малим усыпил их. Теперь надо закрепить успех». Однако колдун не разрешил нам присутствовать на заключительной церемонии.
Что он делал, мы не знаем, но факт остаётся фактом: четыре часа, т. е. почти до ночи, кабанов не было видно и слышно. Даже шум при установке бамбуковых заслонов не побеспокоил их. Малим со своими людьми очертил волшебный круг, из которого звери уже не смогут выйти; в том месте, где надлежало поставить гедек, он вырывал траву и связывал бамбуковые колышки. Ритуал напоминал уже виденную нами церемонию бенджанга. Молитвы и жертвоприношения довершили ритуал. Строго говоря, речь шла не о ритуале, а о технике. Малим не призывал на помощь предков, он использовал в данном случае свою власть для сугубо практических целей. Молитвы и приношения скорее призваны были способствовать тому, чтобы колдун обрёл нужное состояние.
Наконец все было готово. Малим приказал бить в барабан (маленький генданг), чтобы предупредить окрестные деревни. Круг пока не был замкнут, надо было поставить ещё примерно двести гедеков вплоть до самой вершины горы. После полудня показались первые колонны носильщиков: каждый нёс на плече один-два гедека. Крутой склон затруднял продвижение. Сверху вид людей, извилистой лентой поднимавшихся между глыбами камней и застывшей лавы, напоминал сцену строительства пирамиды. Блестевшие на солнце коричневые тела, согнутые под тяжестью гедеков, покрывали теперь весь склон. Сорок лет уже эти места не видывали ничего подобного.
А что же кабаны? Колдун усыпил их до той поры, пока зловещий круг не сомкнётся окончательно.
Мужчины и подростки забивали в землю гедеки с помощью колотушек. Часто приходилось большими ножами заострять колышки, чтобы воткнуть их в каменистую почву. На особо крутых склонах изгородь подпирали кольями из срубленных молодых сосенок. Все делалось ловко, споро, умело. Когда человек настолько сживается с окружающей природой, как эти горцы, его жесты и движения становятся точными, экономными, тело приучается избегать препятствий, человек превращается в органическую часть ландшафта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46