Первым экспонатом стало чучело белого медведя, убитого в 1962 году под Колсбеем. После посещения рудника в 1963 году губернатор Шпицбергена Финн Мидбё разрешил произвести отстрел оленя и подарил погибшего овцебыка специально для музея. Из них-то и были сделаны чучела…
С непередаваемым волнением покидал я небольшой по величине, но очень большой по значению островной краеведческий музей.
— Пойдём, я покажу тебе ещё один довольно оригинальный полярный музей, — предложил Антоныч, и мы стали торопливо спускаться по заснеженным ступеням деревянной лестницы в сторону порта. За крутым поворотом виднелась застеклённая крыша теплицы.
— Это как раз то, что я хотел показать! — воскликнул гид. Внутри было тепло и влажно. Нас окликнула молодая миловидная женщина. Несколько лет назад она окончила сельскохозяйственный техникум под Москвой и вряд ли тогда могла думать, что вскоре ей придётся применить свои знания не на благодатной земле России, а среди безжизненных вечных снегов, льдов и камней, на «околополюсном» огороде.
Кругом было белым-бело, а здесь все цвело и благоухало. На маленьких, словно игрушечных, грядках выращивались огурцы, плети не стелились, как обычно, по земле, а тянулись вверх, подвязанные верёвочками. То тут, то там из-под листьев торчали, будто яблоки, маленькие колючие плоды. Но были уже и совсем большие приятно пахнущие огурцы. Недалеко от них я заметил зелёный лук, салат, редис. Вот-вот должны были появиться помидоры.
— Наш детский садик уж очень их ждёт, — доверительно поведала Евгения Беляева. — Между прочим, в прошлом году мы вырастили полтонны огурцов, а этой зимой уже сдали в столовую тонну зелёного лука.
Я слушал Женю и не переставал удивляться: «Ну чем это не чудо?! А ведь прав Антоныч — музей, настоящий музей. В нём забываешь, что находишься-то в полярной пустыне». На прощание получаем от хозяйки «зелёного домика» по прелестному букетику: ярко-красная гвоздика, бордовый львиный зев, белый бальзамин, ночная фиалка, розовая астра. В день приезда в Баренцбург я уже видел такие цветы в столовой и библиотеке.
Посёлок рудника, а справедливее сказать, полярный городок разрезается серпантином крытой дощатой галереи. Вырвавшись из лабиринта домов, она убегает в сторону Ис-фьорда к дальней шахте, до которой четыре километра. Прямо над галереей отвесно висят кручи горы Гуннарварден, прикрытые огромным снежным козырьком, готовым в любой момент сорваться вниз.
Внутри крытого хода спрятана электровозная трасса, идущая от надшахтного здания, называемого вокзалом, до породного отвала — террикона. Тишину посёлка вдруг нарушает шум приближающегося поезда. Это движется контактный электровоз с составом вагонеток.
Уголь попадает к круговому опрокидывателю, разгружается в бункер, откуда ленточным конвейером транспортируется через породовыборку на открытый межнавигационный склад, а затем поступает на макушку наклонной эстакады угольного конвейера порта и через огромную трубу-хобот высыпается толстой каменной струёй в трюмы морских судов. Как правило, зимой корабли не ходят на Шпицберген: лёд накрепко сковывает внутренние фьорды архипелага, блокируя подходы к рудникам. За это время около вокзала, на склоне, успевает вырасти огромный чёрный холм угля.
Если забраться на вершину ближайшей к нашей базе горы и посмотреть на Баренцбург с высоты птичьего полёта, то помимо аккуратно расставленных домов, ступенями спускающихся вниз, бросаются в глаза дощатые ленты многих коробов, режущих в разных направлениях посёлок. В них «укутаны» от замерзания трубы отопления, канализации, горячей и холодной воды. В тёмную полярную ночь очищенные от снега деревянные настилы служат баренцбуржцам тротуарами. Ходить же по посёлку во время сильного ветра или метели не такое уж простое дело, как может показаться.
В южной части посёлка расположено здание рудоуправления. Это мозг рудника — в нём размещены его основные службы, которые осуществляют руководство огромным хозяйством, скрытым под землёй и открытым на поверхности. Ежедневно рано утром, до завтрака, начальник рудника (теперь он называется директором) проводит здесь производственную «планёрку». На ней присутствуют руководители самых различных участков производства. Они получают оперативные задания, обсуждают неотложные дела, а иногда вынуждены выслушивать и резкую критику в свой адрес и вести не очень приятный разговор с начальником… На первом этаже есть одна комната, в которую сходятся многочисленные невидимые нити со всего рудника. Не умолкает в ней телефонный разговор, почти непрерывно мигают на пульте управления сигнальные лампочки, слегка пощёлкивают самописцы. Сюда ненадолго заглядывают горняки, чтобы что-то выяснить. Из этой комнаты уходят предельно чёткие и решительные команды в шахту и на ЦЭС, на насосную станцию и другие объекты Баренцбурга. Даёт же их сменный диспетчер рудника — своеобразный руководитель координационного центра Баренцбурга, человек, который должен не только быстро, но и правильно оценить любую самую сложную обстановку, чтобы принять нужное решение. Для этого он обязан быть высокообразованным инженером и умелым организатором производства, знать не только технологию горняцкого дела, но и всю специфику полярного рудника.
С первых же дней моего пребывания в Баренцбурге горняки, работники механического цеха, вертолётчики, моряки выражали желание чем-либо помочь нашей экспедиции. Я старался по мелочам не беспокоить директорат рудника. Во многом этому способствовали друзья Шершнева, по вечерам заходившие поговорить со «свежими» людьми, прибывшими с материка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85