Каплан зашёл Пионеру в тыл и стал нахлёстывать его. Конь начал отчаянно брыкаться. Два часа в полной темноте бился бедный кинооператор с упрямым конём, пока не явилось спасение в образе посланного мною красноармейца. Опытный в конских делах воин быстро укротил строптивца, и все трое бла — гополучно добрались до лагеря. Мы располагаемся на ночлег. Рано утром нас будит бодрый голос Николая Петровича: — Вставайте, мировая жратва готова! Неисчерпаемая энергия у этого человека! Он уже давно встал, приготовил радиостанцию для пробного испытания и успел кроме того нажарить большой казан каурдака. Николай Петрович любит иногда готовить, изобретая при этом самые необыкновенные и сложные комбинации блюд и приправ. Некоторые «варианты» вошли в летопись нашей экспедиции под его именем. Существовало, например, блюдо «беф а-ля Горбунов». Когда оно не удавалось, его называли «блеф а-ля Горбунов». Мы принимаемся за еду. Каурдак явно пересолен. Наши физиономии приобретают лукаво-ироническое выражение. Николай Петрович смущён. — Черт возьми, — говорит он, — очевидно, солили дважды: я и Мельник. Мельник — красноармеец, помогавший Николаю Петровичу в приготовлении каурдака. Алтын-Мазар радует глаз сочной яркозеленой растительностью: рощи берёзы и арчи, густые заросли низкорослой ивы. Среди деревьев разбросаны юрты киргизов и их зимние глиняные дома, называемые кибитками. Население кишлака насчитывает несколько десятков человек. С обрыва Терс-Агара стекает водопад. Он вращает колесо небольшой мельницы и питает арыки, орошающие луга Алтын-Мазара. Восточная часть оазиса поросла густым кустарником. На лугах и в кустарнике пасётся скот — бараны, верблюды, яки, которых на Памире называют кутасами. Очень забавны телята кутасов — лупоглазые, с длинной, стоящей торчком редкой шерстью. Наш лагерь стоит рядом с базой 37-го отряда. Кроме трех палаток, в которых мы живём, мы установили тент. Под ним мы обедаем, работаем, читаем. Перед кибиткой 37-го отряда на большом лугу в деревянном квадрате изгороди — приборы метеорологической станции Среднеазиатского гидрометеорологического института. Наблюдатель Пронин со своим помощником помещается в маленькой комнатке в кибитке. Пронин живёт в Алтын-Мазаре с ноября 1932 года. Он — страстный охотник, за зиму убил 22 киика. Очень доволен своим алтын-мазарским существованием, хочет оставаться ещё на один год. Единственное, что его тяготит, — это полная оторванность от внешнего мира. За все время он не получил ни одного письма. За лугом с метеорологическими приборами — густые заросли кустов и широкое — в километр — галечное ложе Муксу. Река течёт целой паутиной русел и водоворотов. Левый берег упирается в грандиозные отвесные скалы Мазарских Альп. Могучие снежные массивы Музджилги, Сандала и Шильбе, меняющиеся в цвете и оттенках с каждым часом дня, составляют величественный фон отрезанного от мира Алтын-Мазара. На другой день после нашего прихода Шиянов для проверки делает сборку метеорологического самописца, который предстоит установить на вершине пика Сталина. Обнаруживается, что при переходе по Алайской долине утеряны винты, необходимые для закрепления пропеллера. Это — большая неудача. Потеря винтов может задержать восхождение. Посылаем верхового в Лянч, где есть механическая мастерская, чтобы заказать там винты. В Алтын-Мазаре мы живём два дня, поджидая Розова, заведующего транспортом 37-го отряда. Он должен помочь нам своим опытом, своими людьми и лошадьми в очень трудной и опасной переправе через реки Саук-Сай и Сельдару, которые нам предстоит перейти, чтобы добраться до лагеря нашего отряда на языке ледника Федченко, V. Переправа через Саук-Сай и Сельдару. — В базовом лагере. — Работа подготовительной группы. — Гибель Николаева.
Лошадь осторожно входит в реку. Буро-красный поток с оглушительным рёвом несётся по перекатам. Когда смотришь на воду — кажется, что лошадь пятится назад и берега быстро движутся вверх по течению. Кружится голова, и странное искушение — сползти с седла и отдаться на волю волнам — охватывает тебя. Надо смотреть поверх воды на противоположный берег, на серо-зеленую гальку широкой долины, на отвесы обрамляющих её скал с причудливым узором изогнутых пластов породы. Тогда все становится на место: берега перестают двигаться, лошадь медленно идёт наискось по течению через русло, и только стремительный поток буро-красной воды, бурля и волоча по дну большие камни, мчится мимо. Я повторяю заповеди Розова: не вставлять ноги глубоко в стремена, не ослаблять повод, если лошадь потеряет упор и поплывёт — направлять её наискось к берегу, если она начнёт погружаться с головой — прыгать в воду вверх по течению и плыть, держась за стремя или за хвост. Ни в коем случае не расставаться с лошадью, иначе — гибель. Этим летом в Саук-Сае и Сельдаре потонуло четырнадцать человек. Лошадь переходит русло, приближается к берегу, выходит из воды на гальку, встряхивается. Караван идёт дальше. Рёв воды позади нас стихает, но вскоре такой же рёв начинает доноситься спереди. Мы подходим ко второму руслу. Впереди на крепкой кашгарской лошади едет наш проводник, казак Колыбай, уже два года водящий по переправам караваны 37-го отряда. Он ведёт за собою двух вьючных лошадей. За ним на рослом верблюде, гружённом нашими вещами, переправляется киргиз Ураим. В поводу у него второй верблюд. За верблюдами идём мы — Розов, Николай Петрович, Шиянов, Каплан и я. По едва приметным признакам Колыбай находит брод. Он старается вести караван так, чтобы ниже нас по течению была отмель или поворот реки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54