Детям было все равно, как Малышу, абы какая, лишь бы собака. До сих пор у нас пожили морская свинка, хомячки, цыплята (съедены упомянутой свинкой, пока мы были на работе), голубь (загадил всю лоджию, пока заживало крыло), аквариумные рыбки (живут до сих пор). Эта непрерывная собачья атака привела вдруг к тому, что я просто невзлюбил собак всех пород! Мечта детства стала чуть не ежедневно отравлять мне жизнь. Мало того, на улице на меня вдруг стали кидаться эти друзья человека, причем как домашние, так и бродячие (сроду ни на кого даже не тявкающие — кто иначе их будет кормить?). Что делать? С тросточками сейчас никто не ходит, а с палкой по городу ходить… Короче, пришлось найти сохранившийся с хиппового студенчества солдатский ремень с позеленевшей пряжкой, утыканный почти полностью металлическими заклепками. Ну надо же что-то иметь под рукой! Жестоко, конечно, но ведь это не я на них бросаюсь ни с того, ни с сего! Ходить делать уколы потом никому не охота.
Короче, эта последняя соломинка окончательно перевесила чашу, и я категорически заявил дома, что больше не желаю слышать о собаках никогда, и уж тем более, если принесут щенка в дом, уйду я.
Месяц прошел более-менее спокойно. Окрестные собаки перестали обращать на меня внимание. И вдруг однажды вечером жена, вернувшись с работы, сразу закрылась с детьми в детской, послышалась какая-то подозрительная возня, потом жена с дочкой забегали мимо меня, привычно лежащего на диване перед телевизором. Из дальнего угла шкафа на свет появились старые пеленки, зажурчала вода в ванне. Причем и жена и дочь, проходя мимо, старались на меня не глядеть, а на их лицах застыло одинаковое выражение упрямства и ужаса одновременно. Сердце у меня упало. Звук телевизора как-то заглох и удалился, зато все, что происходило за пределами моей комнаты неожиданно приблизилось. Сын в детской врубил погромче своего любимого Элвиса, и я оглох, то есть перестал слышать, что там происходит втайне от меня, за пределами моего дивана.
Неужели свершилось? Они все же сделали это, наперекор мне!? Как же жить дальше? И вот, когда от ужаса приближающейся встречи с…Чем? Болью детства?
Предметом ненависти настоящего? И того и другого сразу? Короче, когда разбухшее неожиданно сердце комком подступило к горлу, и шум крови в ушах заглушил Пресли, жена с дочкой вошли с виноватыми лицами в комнату и выпустили из пеленки на палас передо мной мокрого взъерошенного…котенка!
Глядя на это тощее, жалобно пищащее существо, трясущее задними лапками, я испытал сложное чувство. Огромное облегчение (что это не щенок), привычное неприятие кошек, обиду на жену, растерянность (не выбрасывать же теперь малыша на улицу) и много иных чувств, которые вообще затрудняюсь определить.
Дочка со слезами на глазах сразу кинулась в атаку: она сама будет ухаживать, кормить, убирать и гулять. Жена упирала на то, что против кошек я сроду не возражал (а чего возражать, если о них речи никогда не было?). Видимо, их общий напор, а также наступившая реакция после жуткого напряжения последних минут, сделали свое дело, и я махнул рукой, что, мол, хватит давить, я подчиняюсь обстоятельствам, сдаюсь и т. д. и т. п.
Так в нашей жизни появилась Ася. Имя предложил я, и так как жена с детьми сами не могли выбрать устраивающий всех вариант (а, может, чтобы задобрить меня, угрюмо слушавшего их спор), оно было опробовано на вкус, примеряно и одобрено.
Первую неделю я боролся с котенком, как мог. Почему-то Ася упорно старалась устроиться рядом со мной, а еще лучше на мне (может, потому, что в отличии от постоянно перемещающихся домашних, я большую часть времени проводил лежа на диване с книжкой или смотря телевизор). Я отпихивал ее, орал дочке, чтобы забрала свое животное — оно мне мешает отдыхать после трудового дня. Та, конечно, сразу прибегала, забирала котенка в детскую, но через несколько минут все возвращалось на круги своя. Жене на кухне не до котенка, детям нужно делать уроки, один я вроде как не при деле! В конце концов я сдался, и Ася прочно обосновалась рядом со мной, а в дальнейшем буквально села (легла) мне на шею.
Через месяц я часами просиживал неподвижно, стараясь не тревожить живой воротничок, тихо сопящий мне в ухо. Боль от остеохондроза шейного позвонка, не дававшая мне днем покоя, куда-то исчезала, смытая теплом кошачьего тела.
Ночью Ася спала на моей подушке, нос в нос. Жена с дочкой начали проявлять признаки ревности. Мало того, постепенно кормление Аси и уборка за ней как-то плавно перешли в мои руки. А уж за веревочку с привязанным фантиком началась ежедневная борьба. Книги с телевизором отошли на второй план. Наблюдать за Асиными играми с фантиком, шариком, перышком, собственным хвостом или с воображаемым противником (когда выгнув спину она боком на кого-то, видимого только ей, нападала или, наоборот, отступала) было гораздо интереснее.
И вот настал день, когда мы вынесли ее во двор. Смотреть без улыбки, как это трясущееся существо робко обнюхивает каждую травинку и спасается на руках дочки от неожиданно прыгнувшего кузнечика, было невозможно.
Следующим летом Ася стала признанной королевой двора. Среди рыжих, черных, серых, пушистых и гладкошерстных, она практически не имела конкурентов.
Беспородная, пушистая (видимо, потомок сибирской), трехцветная с золотым пятном на лбу и абсолютно бесстрашная. Собак она принципиально не замечала. Хозяйки других кошек оборутся, зазывая их домой. Ася бегала за нами по двору, как собачка. Ее так и прозвали — киска-собачка. Завидя кого-нибудь из нас, идущих с работы или магазина, Ася бежала, мяуча, навстречу, терлась о ноги, и не взять ее на руки было невозможно.
1 2 3