Мой учитель сидел на низком сидении, сделанном из дерева и полосок кожи, и я сидел возле него. Я бы отказался есть, если бы это было не из его чаши. Рядом в маленькой спальне находилась веранда, где было почти всегда темно, и там всегда на маленькой печи в углу стоял чайник с кипящим чаем. Обычно я спал возле своего учителя в футе от него самого. И тот звук, который я никогда не забуду, это щелканье бусин его мала – буддийских четок, – и как он нашептывал свои молитвы. Когда я уходил спать, он обычно был здесь – сидел и практиковал; и когда я просыпался утром, он уже бодрствовал, вновь сидя и практикуя, переполняясь благословением и силой. Как только я открывал глаза и смотрел на него, я обычно наполнялся теплотой и счастьем. Вокруг него был как бы ореол мира.
Когда я становился старше, Джамьянг Кхьенце часто делал меня председательствующим на церемониях, тогда как он сам выполнял роль ведущего ритуал. Я был свидетелем всех учений и посвящений, которые он давал другим; но то, что я вспоминаю сейчас, это скорее не детали, а атмосфера. Для меня он являлся Буддой, по поводу чего в моем уме не возникало никаких вопросов. И все остальные также опознавали это. Когда он давал посвящения, его ученики настолько благоговели перед ним, что едва ли могли взглянуть в его лицо. Некоторые обычно видели его в форме его предшественника или в форме различных будд и бодхисаттв. Все называли его Ринпоче, «Драгоценный», что является титулом, который дается мастеру, и когда он присутствовал, то ни к одному другому учителю таким образом не обращались. Его присутствие было настолько впечатляюще, что многие трогательно называли его «Изначальным Буддой».
Если бы я не встретил своего учителя Джамьянга Кхьенце, я знаю, что тогда стал бы полностью другим человеком. Своей теплотой, мудростью и состраданием он воплощал в себе священную истину учений и таким образом делал их практичными и созвучными с жизнью. Каждый раз, когда я делюсь той атмосферой моего мастера с другими, они могут испытывать то же самое глубокое чувство, которое возникало во мне. Что пробудил во мне Джамьянг Кхьенце? Непоколебимую уверенность в учениях и убеждение в центральной и основополагающей важности учителя. Какое бы понимание я ни имел, я знаю, что обязан в этом своему учителю. Это то, чего мне никогда ему не возместить, но я могу передать это другим.
В Тибете на протяжении всей своей юности я видел, как Джамьянг Кхьенце часто излучал свою любовь и добросердечность в общине, особенно когда он сопровождал умирающего и умершего. Лама в Тибете являлся не только духовным учителем, но также мудрым человеком, терапевтом, приходским священнослужителем, врачом и духовным целителем, который помогает больным и умирающим. Позднее мною были изучены специальные приемы из учений, связанных с Тибетской Книгой Мертвых для сопровождения умирающих и умерших. Но величайший из всех уроков, которые я изучил о смерти и жизни, пришел из наблюдения мною того, как учитель сопровождал умирающих людей – с беспредельным состраданием, мудростью и пониманием.
Я молюсь о том, чтобы эта книга передала миру хоть что-то из его великой мудрости и сострадания, благодаря чему вы также сможете войти в присутствие его мудрого ума и обрести с ним живую связь.
Глава I
В ЗЕРКАЛЕ СМЕРТИ
Впервые я встретился со смертью приблизительно в семилетнем возрасте, когда мы готовились ехать из восточных предгорий в Центральный Тибет. Одним из личных служителей моего мастера был Самтен, замечательный монах, относившийся с добротой ко мне в течение моего детства. Его ясное, круглое, даже пухлощекое лицо, всегда готовое расплыться в улыбке, говорило о добродушии его натуры, благодаря которой он был всеобщим любимцем в монастыре. Мой учитель ежедневно учил и проводил посвящения, руководил занятиями и ритуалами. Под вечер я обычно собирал моих друзей и разыгрывал перед ними сценки, изображая происходящее утром. Самтен всегда позволял мне брать для этого одежды, которые мой мастер надевал утром. Он ни разу не отказал мне.
Вдруг Самтен заболел, и стало ясно, что он не выживет. Нам пришлось отложить отъезд. Следующие две недели я никогда не забуду. Удушливое зловоние смерти повисло над всем, как облако, и всякий раз, когда я думаю о том времени, этот запах возвращается ко мне. Весь монастырь был насыщен интенсивным ощущением присутствия смерти. Хотя это совсем не было мрачным или страшным: в присутствии моего мастера смерть Самтена приобрела особое значение. Для всех нас она стала учением.
Самтен лежал на постели у окна, в маленьком храме, в жилище моего мастера. Я знал, что он умирает. Время от времени я входил туда и сидел с ним. Он не мог говорить, и меня поражала перемена в его со впалыми щеками лице, которое стало измученным. Я понимал, что он покинет нас и мы больше никогда его не увидим. Становилось печально и одиноко.
Смерть Самтена была нелегкой. Звук его затрудненного дыхания преследовал нас повсюду, от его тела исходил запах разложения. В монастыре стояла такая ошеломляющая тишина, что слышалось только это дыхание. Все сосредоточилось на Самтене. И хотя это длительное умирание сопровождалось такими страданиями, в самом Самтене были покой и внутренняя уверенность. Только потом я понял, откуда это исходит: от его веры, его обучения и присутствия нашего мастера. Мне было печально, но я знал, что, раз наш мастер здесь, все будет хорошо, потому что он сможет помочь Самтену достичь освобождения. Позже я узнал, что мечта любого ученика – умереть прежде своего учителя, чтобы тот помог ему пройти смерть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142