мы растем на этом. В результате почти все сделанное нами оказывается в известной мере разъединенным; оно как-то не вызывает щелчка, не входит в пазы. В нашем подходе в целом налицо нечто нелогичное; мы можем быть разумными и хорошими людьми, но все-таки за своим фасадом остаемся несколько иными. Существует фундаментальный невроз; и он постоянно наличествует в нашей жизни. Этот невроз в свою очередь создает страдания для других людей и для нас самих. В силу этого обстоятельства люди оказываются ранены, и их реакции вызывают новые страдания. Вот это мы и называем невротическим миром, или сансарой. В действительности никто не чувствует себя хорошо. Даже видимо счастливые времена бывают как-то смяты, и подспудные течения разочарования, вызванные этим разочарованием, создают дальнейшую подавленность.
Внимательность к жизненному процессу представляет собой полностью иной подход, в котором жизнь считается ценной; к ней, так сказать, относятся со вниманием. Вещи видимы в их собственной закономерности, они не воспринимаются в виде аспектов порочного круга неврозов. Все оказывается связанным, а не разъединенным. Здесь состояние ума становится ясным и понятным; поэтому существует глубинная работоспособность, которая в общем касается того, как нам вести свою жизнь. Мы начинаем грамотно разбираться в стиле всего мира, начинаем расшифровывать его схему. Это и есть исходный пункт; но он никоим образом не будет конечной ступенью. Тут всего лишь начало: мы начинаем видеть, как прочесть мир.
Вопрос: Я действительно не могу представить себе, чтобы переживание походило на нечто такое, что лишено воображения и проекций. Я не могу испытывать чувство участия в мире, просто таком, каков он есть, в котором вещи всего лишь происходят и возникают.
Ринпоче: Хорошо; а вас интересует выяснение этого вопроса?
Слушатель: Полагаю, что да.
Ринпоче: Видите ли, сделать это очень трудно. Причина трудности здесь заключена в том, что это делаете вы. Похоже на то, как если бы кто-то искал пропавшую лошадь; чтобы искать ее, нужно на ней ехать. Но, с другой стороны, вы, может быть, уже едете на этой потерянной лошади, а все еще продолжаете ее искать. Что-то вроде этого, можно воспользоваться каким-нибудь сходным примером.
Понимаете, в действительности нет такой вещи, как конечная реальность. Если бы она существовала, то по одной этой причине ее не могло бы быть. Здесь и заключена проблема. Таким образом, вы возвращаетесь назад, к самому простому. И, кажется, единственное, что вам можно сделать, —это практика. Она достаточно хороша.
Вопрос: В связи с этой вспышкой пробуждения при наличии внимательности к усилию, я все еще не понимаю, откуда и куда мы, как предполагается, возвращаемся.
Ринпоче: Когда происходит эта вспышка, вам не надо выяснять, откуда вы пришли, не надо оценивать происшедшее. Именно это я имею в виду, говоря о том, чтобы не отвлекать посланца. Вы также не нуждаетесь в идее о том, куда вы идете. После вспышки ваше осознание подобно снежинке, выпавшей из облака. Она как-нибудь усядется на поверхность почвы. У вас нет выбора.
Вопрос: Иногда внимательность к выдоху становится как будто чересчур преднамеренной. Это гораздо более похоже на то, что наблюдатель производит ее по указанию сверху, а не на то, что дыхание и внимательность совершаются одновременно.
Ринпоче: Здесь применим подход по принципу «прикоснись и иди». Вы касаетесь выдоха, а затем отказываетесь от обладания осознанием даже этого действия. Если вы попытаетесь постоянно обладать голым вниманием, тогда у вас возникнет проблема: вы станете очень ригидны, вы будете тянуться вперед. Поэтому вы прикасаетесь к дыханию и уходите вместе с ним. Таким образом существует ощущение свежести, смены воздуха. Оно подобно пульсированию или слушанью музыки: когда вы пытаетесь придерживаться одного такта, вы пропускаете другой. А при подобном образе действий вы начинаете слышать ритм; затем вы слышите также и музыку в ее целостности. То же самое и с любым переживанием. Другой пример — еда. Когда мы едим какую-то пищу, мы не чувствуем постоянно ее вкуса; он ощущается лишь периодически. Мы как бы парим над своим интересом; мы всегда только касаемся наивысшего пункта своего интереса. Так что стиль практики внимательности, выраженный в принципе «прикоснись и иди», заимствован из глубинного стиля ума. Если вы идете по этому пути, тогда не возникает никакой проблемы.
Вопрос: Я немного понимаю, каким образом внимательность к уму оказывается движением одиночного выстрела. Но в дальнейшем, если в дело вступает усилие, она более не кажется одновременной или спонтанной.
Ринпоче: Усилие проявляется только время от времени — в начале действия, в его середине и в конце. Например, вы держите этот микрофон, потому что вас интересует возможность задать вопрос. Сейчас, когда вы слушаете ответ, вы забыли о том, что держите микрофон; но то первоначальное усилие все еще нависает над ситуацией; вы продолжаете держать микрофон и не отбрасываете его. Таким образом в нашем усилии наличествует много колебаний вперед и назад; оно не поддерживается на постоянном уровне. Поэтому вам не требуется непрерывное напряжение, постоянное подталкивание. Если вы поступаете подобным образом, тогда нет практики, нет медитации; все дело превращается в одно большое усилие, тогда как при существовании неизменного чередования переноса усилия создано пространство для медитации. Если вы находитесь в состоянии усилия на все сто процентов, вы портите все дело, вы заглушаете его. Не осталось ничего, кроме груды напряженных мускулов, которая сидит в середине поля действия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16