Как ни любила жена новосёла девочку, такие дела ей были не по душе.
— Перестань глядеть на меня, — нетерпеливо говорила она иной раз малышке. — Никак ты думаешь, что можешь видеть меня насквозь!
Звездоглазка огорчалась и опускала глаза; она понимала лишь, что огорчила свою добрую матушку. Тогда названая мать ласково хлопала её по щеке и говорила:
— Не плачь, Лисулиль, ведь ты не виновата, что родилась лопаркой!
Однажды, когда Звездоглазке было три года, жена новосёла сидела за прялкой и думала о своём муже, который был в отъезде. Ей вдруг вспомнилось, что лошадь у него потеряла подкову с левой задней ноги. Звездоглазка сидела верхом на скамье, будто бы на лошади, и погоняла её; и тут она возьми и скажи своей скамье-лошадке:
— Матушка думает о том, что ты потеряла копыто с левой задней ноги.
Жена новосёла перестала прясть и с удивлением спросила:
— А ты откуда знаешь?
— Лисулиль видела это.
Приёмной матери стало не по себе, но она сделала вид, будто ничего не заметила, но впредь решила приглядывать за малышкой повнимательнее. Несколько дней спустя заночевал в доме чужой человек, а наутро хозяйка хватилась — нет золотого кольца, лежавшего до того на столе. В краже заподозрили чужого, обыскали его одежду, но ничего не нашли. Тут проснулась Звездоглазка, она глянула удивлённо на чужого и сказала:
— А кольцо у него во рту.
Так оно и было, человека прогнали, а хозяйка все ещё делала вид, будто ничего не заметила.
Немного погодя Пальте заболел корью, пришёл пастор поглядеть, что с ним, ведь пастор был сведущ в лекарском искусстве. У матери в кладовке было два лосося, и она подумала про себя: «Который из двух дать пастору — маленький или большой? Пожалуй, хватит с него и маленького».
Звездоглазка сидела в углу и держала на коленях щётку, понарошке это была у неё не щётка, а больной сынок. Потом она взяла метлу, метёлка была у неё пастором.
— Какого лосося дать тебе, маленького или большого? — спросила она метлу. — Пожалуй, хватит с тебя маленького.
Её слова услыхала названая мать, каждое слово впивалось ей в сердце, словно иголка. Когда пастор ушёл, она, не в силах долее сдерживать гнев, сказала Звездоглазке:
— Вижу я, ты никак не выбросишь колдовство из головы, лопарка! Больше ты не станешь пялить на меня свои ведьмины глаза, будешь жить в подполе, выходить оттуда будешь раз в день к обеду с завязанными глазами, нечего тебе глядеть на людей, покуда не перестанешь колдовать.
Жестоко поступила жена новосёла с бедной малышкой, которая никому худого не сделала, но она была суеверная, как и многие в округе, и твёрдо верила в то, что лопари умеют колдовать. И потому она заперла Звездоглазку в тёмный подпол, но дала ей тёплую одежду, еду и постель, чтобы девочка не голодала и не холодала. У Звездоглазки было все, кроме свободы, любви, людей рядом с нею и дневного света.
Симон был в отъезде, а Звездоглазка сидела в подполе. Было ей там не весело, но и не очень скучно. У Звездоглазки была в подполе своя компания. Там было старое бревно, разбитый кувшин, полено, колышек и бутылка без горлышка. Она придумала, что бревно — это отец, кувшин — мать, а полено, колышек и бутылка — названые братья; и все они, кроме бревна, жили в пустой бочке. И каждый в бочке занимался своим делом. Звездоглазка пела им песни, а мыши и крысы слушали их.
У Лису, жены новосёла, была соседка по имени Мурра. За день до Рождества сидели они вдвоём в горнице и толковали про колдовское искусство лопарей. Мать вязала рукавицы, Симму играл с медными монетками, Пальте толок разбитый кирпич, а Матте повязал коту шнурок на лапу. И тут они услышали, как Звездоглазка поёт, убаюкивая полено:
Рукавички вяжет мать,
радуются детки,
Симму хочет посчитать
звонкие монетки,
Пальте крошит кирпичи,
кот мурлычет на печи.
Лунный свет в окошке.
Спи, усни, мой крошка.
— О чем эта лопарская девчонка поёт в подполе? — спросила Мурра.
— Она убаюкивает свои игрушки в бочке, — отвечала Лису.
— Но ведь она видит сквозь пол, что мы делаем. Неужто, сидя в тёмном подполе, она видит, как светит луна?
— Навряд ли! — воскликнула Лису. — Наказание мне с этой девчонкой, ни дать ни взять — маленькая колдунья.
— Я знаю, что надо делать, — сказала злая Мурра. — Повяжи ей на глаза семь шерстяных платков и положи семь половиков на крышку подпола, тогда она ничего не увидит.
— Попробую, — отвечала Лису.
Она спустилась в подпол, завязала маленькие звёздочки-глаза семью шерстяными платками, а после положила семь половиков на крышку подпола. Вскоре стало совсем темно, засветились звезды, и северное сияние зажгло на вечернем небе две красные дуги.
И снова они услышали песню Звездоглазки:
Ни мороза, ни пурги,
вечер тих и светел,
и две красные дуги над горою светят.
везды льют свой тихий свет,
ярче звёзд на свете нет.
Звезды смотрят на меня,
эти звезды мне родня.
— Нет, ты только послушай, — сказала Мурра, — сейчас она видит северное сияние и звезды! Таких маленьких чертовок мне ещё не доводилось встречать.
— Быть того не может, — отвечала хозяйка, — я спущусь в погреб.
Она откинула семь половиков, спустилась вниз и, убедившись в том, что на глазах у Звездоглазки семь шерстяных платков, спросила:
— Ты видишь звезды?
— Да, их так много, так много, — отвечала Звездоглазка. — Вокруг так ясно и светло, скоро наступит праздник!
Хозяйка вылезла из подпола и рассказала обо всем Мурре. А Мурра ответила:
— Теперь остаётся только вырыть в подполе яму глубиной в семь метров, положить в неё это чёртово отродье и засыпать её песком. Это уж точно погложет.
— Нет, — сказала Лису, — этого я не стану делать.
1 2 3