— Вы были замужем?
— Нет.
Тот факт, что некоторые бедные коровы не удостоились такого счастья ни разу в жизни, ее, кажется, взбодрил, так что я оставила номер своего телефона — вообще-то это был номер рабочего телефона, и сменился он полгода тому назад. Дама не сказала ни слова на прощанье, но помахала рукой с верхней ступеньки крыльца. Лысый сиамец в ошейнике с заклепками злобно смотрел мне вслед. Нелегко было вышагивать танцующей походкой по дорожке, когда на самом деле хотелось побить рекорд по бегу на короткую дистанцию.
Ну и пусть, сказала я себе, очутившись на автобусной остановке. Роджеру бы там не понравилось.
Оставалось еще три места, которые я наметила. Время перевалило за полдень, и я так еще ничего и не ела, кроме куриного паштета. Хотя если ищешь квартиру для совместного проживания, тут уже не до еды. До следующего дома предстояло долго ехать на автобусе.
БИЛГОЛА. Просторная комната, особняк в испанском стиле на берегу. Великолепные виды. Зона для отдыха.
Почему бы не попробовать что-нибудь совершенно новое?
На это ушла бы половина моего жалованья, и я не понимала, на что, собственно, рассчитываю. Хотя если мне там действительно понравится, может, устроюсь куда-нибудь подрабатывать официанткой. И вообще, надо разнообразить жизнь. Развлекаться надо, понимаете? Тогда не буду притягивать к себе чокнутых компьютерщиков из деревенской глуши.
Дверь оказалась закрыта. Хороший знак. И никто не суетился, пока я нажимала кнопку звонка. Тоже хороший знак. Дверь открыла женщина, похожая на балерину. Волосы у нее были собраны в столь тугой пучок, что все лицо казалось стянутым назад. Она улыбнулась приветливо, как Одри Хепберн.
— Извините, уже сдано.
На этот раз я взяла такси. К черту автобусы. Это моя суббота. Моя суббота, и она почти вся, гром ее разрази, иссякла. Разве не могла я сейчас нежиться в маминой ванне с ароматерапевтическими морскими звездами? Или, на худой конец, валяться в постели с орешками кешью и дочитывать «Грозовой перевал»?
Таксист углядел у меня газету, исчерченную синей ручкой.
— Хорошо идут дела? — поинтересовался он. Поразительно, живет в Австралии, наверное, уже лет сорок, а до сих пор говорит и выглядит совсем как Марчелло Мастроянни.
— Нет, — ответила я.
— Вам бы к кому-нибудь из друзей поехать, — посоветовал таксист.
— Это вряд ли.
Он покосился на меня. Черт, теперь подумает, что у меня друзей нет. Именно так он и подумал.
— Вы недавно сюда перебрались, ну, в Сидней?
— Ага, — соврала я. Таксист покачал головой.
— Все едут в Сидней.
— Правда?
Тут таксист обругал какого-то водителя, подрезавшего его в следующем ряду.
Таксист предложил мне ментоловую жвачку. Может, у меня изо рта воняет, несмотря на все полоскания? Вдруг та балерина с виллы мне соврала? Комната вовсе не сдана — просто хозяйку напугало мое смрадное дыхание.
Я твердо решила, что этот адрес, последний за сегодняшний день, станет Тем Самым. Сколько бы это ни стоило, я буду там счастлива и у меня начнется новая жизнь. У меня будет светлая комнатка с сеткой от москитов над кроватью, а Роджер поселится на дереве в саду.
Это будет непросто, но думаю, справлюсь. Итак:
ОКРАИНА. Дом необычной складской планировки. Желат. христиане. Без дом. животных. Любитель хорошей музыки. Мужчина.
Я смотрела в окно, задумчиво сосала ручку (Хилари уверяет — верный признак того, что в младенчестве плохо кормили грудью) и готовила речь.
«О-о, как мне нравится ваш дом! Такой необычный. Надо же, строился как простой склад, а вот что получилось! Знаете, я так восхищаюсь христианами, ведь вокруг столько искушений. А я вам не говорила, что люблю все, от Элтона Джона и Кики Ди до Вагнера? А какая у меня аллергия на кошек!»
В конце концов, я ведь могу вернуть Роджера Натали. Она поймет.
Когда таксист высаживал меня, вид у него был хмурый. Неудивительно. Склад оказался на редкость мрачным. Жилые комнаты — наверху, лифта нет, хозяин прилепил на кнопку звонка клочок бумаги с улыбающейся рожицей.
Да, это явно для любителей музыки. Я слышала, как кто-то наигрывает на пианино «Богемскую рапсодию». И поет.
Мне не хотелось прерывать часть с Вельзевулом, кажется, в видеоклипе как раз в этот момент четыре головы «Куин» вдруг открывают рты и быстро их захлопывают. Мне всегда казалось, что это очень важно. Но все-таки. Я позвонила.
Дверь открыл совершенно нормальный на вид мужчина. После всех этих типов, страдающих запорами и паштетами, и унылых разведенок с масками это был настоящий шок. Я чуть сразу не брякнула «беру», но в последнюю секунду спохватилась, что решать вообще-то ему. Хозяин пригласил меня в дом.
— Извините, рот полон морковного пирога, — промычал он. Видно, отхватил кусок, пока шел от пианино до двери.
Помещение оказалось огромное. Наверное, сюда набивалась по меньшей мере сотня потных женщин в косынках, и все они трудились над громоздкими швейными машинками. А в восьмидесятых этот дом купил старый яппи, и сюда приехал архитектор — вечно размахивающий руками и принюхивающийся.
— Вам, наверное, не повредит чашка травяного чая, — сказал хозяин. И уточнил, что его зовут Грэм. Заметил, что я не в курсе.
Я поискала на пианино ноты «Куин», но знаете, что оказалось? Грэм играл по памяти. А когда он принес из кухни (она, похоже, находилась километрах в пяти) травяной чай, в серебряном ситечке были настоящие листья мяты.
Мебель закрывали блестящие серебристые чехлы из пластика. Надо будет сказать Хилари. Это вызовет целую революцию в детской библиотеке. Не отмывать же им там все до конца своих дней.
— Жалко, что так с Фредди Меркюри вышло, — глупо произнесла я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92