— Да? Почему?
— Не нравится мне у вас, — не захотела распространяться Зоя.
Женя тихо насвистывал.
— Найду что-нибудь другое… Не один ваш завод на свете, — с тревогой ожидая его ответа, говорила Зоя.
— А между прочим, — сказал он, — это даже хорошо. Хорошо, что ты будешь работать в другом месте… Понимаешь?
Зоя поняла. Женя считает, что так будет лучше для них. На заводе каждый знает, что он женат… Вон как насмехались девчата, когда узнали, что они с Женей были в кино. И увидел же кто-то. Может, и Жене уже говорили что-нибудь такое… Только сейчас Зое хотелось услышать от него иное. Ей хотелось, чтобы Женя стал расспрашивать, почему она уходит, что-нибудь посоветовал, помог разобраться в той путанице мыслей, из которой ей самой нелегко выбраться. Вроде и решилась уходить, а в душе что-то мучит, тревожит. Зое очень хотелось, чтобы все ей говорили, что она поступает правильно. Вот сказала же мама. Пускай бы сейчас и Женя сказал. Он-то сказал, но не то и не так.
Дождь пошел сильнее, Зоя плотнее запахнула на груди пальто.
— Погодка, — снова проворчал Женя и, оглянувшись, не видит ли кто, обнял Зою, прижал к себе.
— Куда мы пойдем? — спросила она, заглядывая ему в глаза.
— Сегодня мы не станем мерзнуть и мокнуть… Знаешь, что у меня есть? — и Женя вынул из кармана ключ. — Один мой приятель уехал в командировку, а мне ключ оставил… Пошли…
— Ой, что ты…
— Почему?.. Ты что, боишься? Вот уж действительно Зайчонок.
— Что ты, Женечка…
— Или лучше на улице мокнуть?.. А там квартира отдельная, никто нас не увидит.
Зоя молчала. Да, ей хотелось побыть с Женей, посидеть в теплой комнате, а не слоняться по задворкам. И вместе с тем какой-то страх охватывал ее.
А Женя уже вел ее, куда — Зоя не знала, но покорно шла за ним…
Свет люстры падал на незнакомые чужие стены, на незнакомую мебель. Женя целовал ее руки, губы, лицо и Зое казалось, что и мебель, и стены исчезают, не существует больше ничего на свете, кроме Жениных горячих губ, кроме нежных его слов.
Она забыла обо всем: о заводе, о подругах. А когда поздно вечером, перед тем как расстаться, снова вспомнила, у нее уже не было сомнений. Да, завод она бросает. Ведь Женя сказал, что так будет лучше…
И вот она сидит с заявлением в приемной директора. У нее над ухом стрекочет на машинке секретарша.
Наконец директор один в своем кабинете. Зоя поднимается, нерешительно направляется к двери.
— Можно войти? — робко спрашивает она, останавливаясь на пороге.
— Пожалуйста…
Директор, вершитель многих судеб, сидит за столом. Зоя так волнуется, что не видит — какой он. Для нее он не человек, а — «директор».
Шагнула к столу, протянула заявление. Но не успел директор пробежать его глазами, как дверь распахнулась и в кабинет стремительно вошел Игорь Борисович.
— Здравствуйте, — сказал директору и глянул на Зою, словно спрашивал: «А тебе тут чего?»
— Я к вам, Иван Иванович, по поводу одной работницы…
— Посидите минутку, — директор показал Зое на кресло у окна, и положив на стол ее заявление, прижал рукой.
— Я о Горбач. На стрелках работает, — говорил тем временем Игорь Борисович, опускаясь в кресло около директорского стола.
— Это у Ольги Николаевны? — спросил директор.
— Да. Так по вине этой работницы в бригаде вечный брак. Вчера было собрание. Выяснилось, что Ольга Николаевна и сама не знает, что с этой Горбач делать. А я считаю, что хватит с ней цацкаться, надо увольнять. С тем и пришел к вам.
Иван Иванович слушал, постукивая пальцами по Зоиному заявлению.
— А она у вас что — не освоила операции? Откуда брак? — спросил спокойно.
— А леший ее знает… Операцию она, скорее всего, знает, потому что иногда работает по-людски, а потом опять неизвестно, что с ней творится, опять брак пошел.
— А что говорит Ольга Николаевна?
— Ольга Николаевна, Ольга Николаевна, — в сердцах сказал начальник цеха. — Не знаете вы Ольги Николаевны? Либеральничает, увольнять не хочет. «Жалко, говорит, как дочку», — передразнил он мастера.
— Вы мне так про Ольгу Николаевну не говорите, — возразил директор. — Она очень хороший и работник, и человек. Мы с нею здесь все начинали, — директор обвел рукою вокруг себя.
Он встал из-за стола и Зоя удивилась, какой он худой и высокий, подошел к макету завода, стоявшему в дальнем углу. На макете завод выглядел таким, каким он будет в конце пятилетки, и напоминал небольшой городок. Возвышались корпуса и строения, которых пока не существовало, ряды деревьев показывали, где пролягут улицы, зеленели скверы и спортивные площадки, территорию завода украшали два фонтана. (Пройдет время, и Зоя увидит этот макет осуществленным: будут и новые корпуса, и зеленые аллеи между корпусами, и фонтаны, орошающие воздух водяной пылью, купающие в своих брызгах разноцветную радугу.)
Директор какое-то время будто любовался макетом, потом снова повернулся к Игорю Борисовичу.
— Вот это все, — он показал на макет, — мы начинали с Ольгой Николаевной. Мы с ней пришли сюда, когда здесь еще ничего не было. Один пустырь. Мы с ней, и она и я, вагоны с оборудованием разгружали, ящики с инструментом, со станками на себе таскали.
Он отошел от макета, остановился перед Игорем Борисовичем.
— Это я вам не хвастовства ради рассказываю — вот, мол, какие мы хорошие, а для того, чтобы вы, новый здесь человек, знали, с чего мы начинали и чего уже успели достичь. Опять же, кадры, — директор неожиданно улыбнулся и снова стал шагать по кабинету. — Наши рабочие — сплошная молодежь, а как работают! Каких специалистов мы из них воспитали! А что было раньше? Да знаете ли вы, что я здесь, как в школе, родительские собрания проводил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38