Что сама душа писателя просит - к побегу. Что самый вкус, и смысл, и идеал писательства состоит вовсе не в том, чтобы "правду сказать" (пойди, если хочешь, и говори - в трамвае), но в том, чтобы эту так называемую правду положить поперек всеобщей, узаконенной и признанной публично за истину "лжи", и, следовательно, взять на себя роль и должность "уголовника", "преступника", "отщепенца", "выродка" или (какое новое подходящее слово ввели!) "идеологического диверсанта". Всякий сколько-нибудь значительный, уважающий себя писатель - диверсант (ах! нет динамита!), и, озирая горизонт и раздумывая, о чем бы таком ему написать, - он избирает чаще всего запретную тему, будь то лагерь, тюрьма, евреи, КГБ или (что бы еще такое найти запретное?) - секс. Потому-то я и твержу, что свобода слова как раз писателям-то и не идет на благо, что от свободы писатель, случается, хиреет и вянет, как цветочек под слишком ярким солнцем. А приятнее для писателя тьма, лагерь, кнут, узда и запрет (с одновременной возможностью - из тех, кто смелый, - ту узду разорвать и закон - объехать). Писатель всем своим писательским нутром жаждет не свободы, он жаждет - освобождения, как ктото сказал из понимающих в этой механике. Сам акт писательства есть освобождение (дайте - цепи!). Важно открыть клапан, а для этого клапан предварительно должен быть достаточно заперт. И, значит, чем туже стягивают петлю на шее писателя (до известных пределов, конечно), тем ему легче и веселее в итоге поется...
Язык литературы, если к нему присмотреться внимательнее, - это язык непристойностей. В широком смысле язык литературы это - матерный язык. Хотя бы на нем говорилось: "Как хороши, как свежи были розы!..". Вы думаете, это розы? - да нет, это - ругань, которой писатель (в данном случае Тургенев) бомбардирует стены тюрьмы. Т а к, как пишет писатель, разговаривать в семейном, в человеческом кругу не пристало. Литературный язык - это язык откровенностей, от которых становится стыдно и страшно, язык прямых объяснений с действительностью по окончательному счету, когда ей (действительности) говоришь: "пойдем со мной! не то зарежу!". И тут же ей объясняешь с чувством: "Как хороши, как свежи были розы!" (То есть: "пойдем со мной, не то зарежу!"). Действительность, естественно, не верит писателю и отвечает: видали мы таких! Но таких она еще не видала. И если она все-таки не идет (а чаще всего она не идет за писателем, за проходимцем) и остается с более достойными, деловыми людьми, с генералами, с инженерами, он, писатель, подносит ей с укоризною очередную свою непристойность: "Как хороши, говорит, как свежи были розы!..".
Это я выбрал самый приличный пример, а если перейдем на Пушкина, на Лермонтова - так ведь уши заткнете.
Писатель - это попытка завести с людьми разговор о самом главном, о самом опасном. Писатель - это скоропись Морзе, с которой кидаются тонущие на подводной лодке. Тонуть всю жизнь и всю жизнь объясняться стенаниями и ругательствами - удел писателя. Все эти романы, которые называются "По ком звонит колокол" или "Каждый умирает в одиночку", звонят не по кому-нибудь другому, как только по автору, по писателю. Спите спокойно.
Писатель - крайняя, кровавая апелляция человека к человеку. Как, в какой манере в этих случаях говорят - не так уж важно. Говорят - и это ясно с самого начала, едва вы беретесь за перо, если вы писатель, - только одно недозволенное. В противном случае: зачем писать? - перейдите на вежливый, на общеупотребительный язык в вагоне.
Писатель - это последний, заведомо обреченный на промах, опыт бомбардировки, это способность взывать непрестанно к истине и справедливости безо всякой надежды до них когда-нибудь достучаться. И если какой-нибудь прекрасный автор вам скажет завтра: "я пробился! увидел! идемте за мной!" вы можете не верить ему, но все-таки идите за ним, потому что он знает, что делает, он сумел нарушить запрет и произносит в последний раз - неведомое, освобожденное слово...
На самом же деле, наверное, до истины, кроме святых, никому не дано дозваться, и в тех прекрасных словах, что произносит писатель, он просто умирает. Неужто вы не слышите, как писатель агонизирует в своих словах?..
Я удивляюсь, как общество еще терпит, признает и даже превозносит писателя. Писатель - это живой мертвец. Это тень человека. Это человек, поставивший на себе крест. Какое мастерство или форма! Форма - гроба? Поэтому мне не понятен Чехов, который советовал всех начинающих писателей сечь, приговаривая: "не пиши!", "не пиши!" Это все равно что бить людей и животных с призывом: "не умирай!"
А писателя именитого, прожженного не сечь, его гнать надо в шею из порядочного общества. А его чествуют, поздравляют с окончанием очередного романа. Деньги платят. Честное слово, когда я беру деньги, а я их беру регулярно за свои литературные произведения, я всякий раз удивляюсь, зачем уношу их поспешно, придерживая карман, немного сгорбясь, как вор уносит с места кражи столовое серебро...
Не пора ли, однако, вернуться в Россию, на более конкретную и современную почву запретной литературы, за которую ничего не платят, но зато хорошо карают. Мы сидели в лагере и смеялись, читая время от времени доходившую до нас "Литературную газету", периодически извещавшую нас, что вот еще один писатель сбежал или переправил незаконным способом за границу свою вредоносную рукопись, или империалисты воспользовались и напечатали без спроса похищенную повесть. Аркадий Белинков, Войнович, Серебрякова, Твардовский, Светлана Аллилуева, Кузнецов и так далее, пока весь этот список лиц, трудившихся над созданием русской нецензурованной книги, не увенчался Н.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13