Она завоевала четверть мирового рынка и научилась диктовать западным потребителям свои условия. Она избавилась от долгов, овладела искусством жить в мире с собственным коллективом и с властями любого ранга. Она отреставрировала и привела в порядок значительную часть производственных площадей, а после затеяла десятилетнюю программу коренной модернизации. Рваный засаленный ватник советских времен сменился безупречным пиджаком делового костюма, и даже менеджеры младшего звена привыкли, лениво растягивая слова, рассуждать: «Мы, как цивилизованная компания…»И теперь эту компанию у «Росинтера» пытались отобрать. Не просто у «Росинтера», не просто у Корпорации — у конкретных людей. У Старцева. У Малышева. У Денисова. У тех, кто немало в нее вложил средств, сил и души, и привык считать ее своею. И сильно ошибался тот, кто думал, что отобрать СГК у трех неслабых и сильно рассерженных мужиков удастся без боя.…Запиликал будильник, и Старцев вздрогнул. Дом немедленно отозвался на звук, задышал, расправился анфиладой комнат, откуда-то быстро-быстро пришлепали тапочки жены — Старцев встретил ее, уже сидя в постели.— Как ты? — спросила Анюша.Он лег с больной головой, и сейчас верная супруга готова была немедленно его лечить, спасать, поднимать на ноги…— Нормально, — он пожал плечами.В самом деле, ничего не болело. По крайней мере, голова.Не умываясь, он прошел в соседнюю комнату, где устроен был маленький спортивный зал. Обвел глазами беговую дорожку, тренажеры для проработки пресса и мышц спины, установки со всевозможными штангами и противовесами. В сегодняшнем настроении он мог выбрать только одно — и выбрал: тугую сытую грушу, отозвавшуюся на удар молниеносным движением навстречу. Он молотил ее короткими прямыми ударами, заставлял дергаться, точно пьяного паяца, длинными боковыми. Сонные мышцы просыпались, наливались горячей силой, через четверть часа установилось сбившееся было дыхание — несмотря ни на что, Старцев оставался в форме.Когда, освеженный душем, чистый и благоухающий, он вошел в залитую солнцем столовую, семья была в сборе. Анюша наливала детям чай, одновременно тихо выговаривая Андрюшке за скверную осанку. Андрей, склонившейся над тарелкой с кашей (совершенно несчастное лицо у ребенка, не ценит дитя чудесных свойств геркулеса), обрадовался, с размаху хлопнул по протянутой отцовской ладони. Любаша подставила для поцелуя тугую щечку.Ему всегда было приятно смотреть на своих детей. Выхоленные, вылизанные Анной, они были олицетворением счастливого детства. Старшей, Любаше, зимой исполнилось семнадцать. Может, красавицы из нее и не вышло, но на пристрастный отцовский взгляд, девочка была прелестна: чистая кожа, ясные глаза, всегда гладко расчесанные темно-пепельные волосы. Перед Любой стояла тарелка с тертой морковкой: Анна где-то вычитала, что морковь улучшает память, а это очень важно, когда у девочки на носу выпускные экзамены, потом вступительные.Младший, Андрюшка, был больше похож на мать — хрупкий, невеликого роста, с нежными серыми глазами. На вид — типичный хлюпик. Но ежедневные тренировки — теннис, бассейн, айки-до — потихоньку делали свое дело: он все чаще демонстрировал отцу растущую мускулатуру, из тщедушного неженки постепенно превращаясь в жилистого и шустрого пацана. Да, Олег Старцев вполне мог гордиться своими детьми.— Ты еще не разговаривал с дядей Севой? — спросила Любашка, приканчивая морковку, и переходя к йогурту.Старцеву стало неловко:— Нет, Люб, пока что-то не получилось. Но ты же понимаешь, я о таких вещах не забываю…«Дядей Севой» дочь называла бывшего однокашника Старцева, ныне возглавлявшего одну из кафедр их общей алма-матер. Куда идти учиться после школы девочке из приличной семьи, если девочкина мама до обморока боится отпускать ее за рубеж? У Старцева сомнений не было — туда же, где учился он сам, в МГИМО. Чтобы Люба поступила, даже просить никого не нужно — достаточно напомнить Севе, что дитя подросло.— И не надо, не говори с ним, — дочь выковыривала из йогурта кусочек персика, — Я еще раз подумала и решила. Я туда не пойду.Глаза чадолюбивого родителя медленно поднялись от чашки с дымящимся кофе.— Как это понимать?— Па, — дочь отложила ложку, — Ты подожди. Ты не нервничай. Ну, сам подумай — какой из меня экономист?Люба успевала на отлично по всем предметам — сказывались и благодатные гены, и условия, старательно создаваемые матерью для идеального гармоничного развития детей. Но девочка права — ее пятерки по математике сильно отличаются от пятерок по истории, например. Точные науки не вызывают у Любы Старцевой ни вдохновения, ни любопытства. Все это так, но менять решение накануне вступительных экзаменов…— И что дальше? — спросил Старцев нехорошим голосом.— Дальше? Дальше — юрфак МГУ. Ты не волнуйся, па, — заметив, что отец напрягся, хитрая девчонка подошла к нему, обняла за шею, потерлась щекой, — У меня получится. Вот посмотришь.Старцев взглянул на жену. Анюша страдальчески свела брови: да, вот такая у нас с тобой дочь. А что делать?— Я сейчас буду думать, с кем договариваться, — вздохнул он, — На вскидку вспомнить некого, значит, придется искать. А ты через неделю скажешь, что опять передумала, и попросишься в балетное училище…— В балетное не попрошусь, — пообещала дочь, — У меня подъем низкий и растяжка плохая, не возьмут. А договариваться ни с кем не надо. Я сама.— Чего — сама? — рассердился отец, — Ты собираешься менять документы и поступать под другой фамилией, да? А если нет, то представь себе следующее: как только станет известно, чья ты дочь, любой экзаменатор, у которого в этот день будет плохое настроение, завалит тебя на первом же вопросе — для восстановления социальной справедливости в отдельно взятом вузе страны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126