.. Но надо было нас при этом видеть! От подобного бокса у нас вываливался язык. А наша подружка, словно из бездонной бочки, выливала на нас шампунь особого рода. Суперпитательный, сделанный по спецзаказу, на интимном масле. Первоклассной мылкости. От такого соуса усы становились дыбом и голова шла кругом. Мы даже боролись за место, приятельские отношения тут не принимались в расчет. А какой шум стоял! Словно гуляла целая свадьба! Ее запахи заполняли помещение. Нет, мы в жизни не видели такую мокрую девку! От ее влаги соседи могли подхватить люмбаго!..
Но почему она не участвовала в свадьбе, хотя заливалась своими выделениями? Не хотела, что ли? Зачем же была такой расточительной? Ведь и мы добавляли ей свои запасы! Ну право, невозможно было понять! Какая-то извращенка, может быть… У нее действовали независимые, взбесившиеся железы… Либо это была марсианка. Третьего я не видел.
* * *
Любой парень через пару часов бросил бы такую лентяйку. Тем более что мы совсем не разговаривали. Шумел только насос. Вы вполне могли сбежать наутро. Однако наступил день, и никто не тронулся с места — ни по-прежнему насквозь промокшая деваха, ни Пьеро, который продолжал ее трахать, ни я, устало взиравший на них. На коротко стриженного с оттопыренными ушами Пьеро, напоминавшего курсанта офицерской школы, нельзя было смотреть без улыбки. Стрижка придала ему более строгий вид упрямого мальчишки, презирающего жизнь, который смело смотрит в будущее. Хотя и казалось, что он иногда стоит навытяжку. Все это очень молодило его, и без волос он выглядел юношей, которым никогда не был… Смотря на него, я испытывал странное чувство, будто совсем его не знаю, что голым попал в постель к сынку мелких буржуа из соседнего лицея. А этот неутомимый малый все старался. Мой приятель оказался изрядным трахалой, особенно когда его задницу не принимали за стенд в тире. Я радовался, видя, что он в такой отличной форме, и не смел отрывать от работы. Еще часок, говорил я себе, ведь ему так хорошо… Вот почему мы не трогались с места.
* * *
Да еще она была симпатяга, эта Мари-Анж, не одарившая нас до сих пор ни словом любви. Лет ей было столько же, сколько нам, и бедолагой была такой же, как мы. В любовных отношениях это имеет значение. Мы чувствовали себя словно дома, в семье. Натягивали одеяло, потому что было холодно. Несмотря на то что были перепачканы липкими выделениями, нам было хорошо. Так вот глупо мы проводили время, хотя у нас хватало забот и следовало подумать о том, как защитить свою свободу. «Порш» я оставил на стоянке при въезде в город, далеко отсюда. Там машина не должна была привлечь внимание. Обычная машина! Глядя на Мари-Анж, положившую голову мне на плечо, я думал о полиции, но никакая сила не заставила бы меня встать. Со всеми вопросительными знаками эта непонятная деваха интриговала меня.
* * *
А потом появились «затем» и «потому что»… Настоящий каталог!.. Просто ужасно, когда себя анализируешь, когда начинает ишачить серое вещество… Сколько всего находишь в своем прошлом, на которое не обращал внимания, сколько раз попадался в ловушки для мудаков, да еще говорил спасибо… И вот замечаешь, что ничего не выполнил из задуманного, и теперь уже поздно. Пора на кладбище, и как бы то ни было, но против себя не пойдешь, даже если еще не дорос. Да к тому же разве можно допустить, чтобы остались в живых куда большие подонки, которые станут читать свои газеты, качая головой. Те же парикмахеры, например!..
* * *
Мы прожили в ее кокетливой однокомнатной квартирке три дня. Как-то само собой это вышло. В 8 утра прозвенел будильник, и она спросила, хотим ли мы кофе.
Мы выпили весь ее кофе, съели всю ветчину, яйца, печенье, а потом она ушла, спросив, что бы мы хотели получить на ужин. Самым непринужденным образом.
Три дня. Мы дожидались ее, пока она ишачила у своего парикмахера. Дрыхли, развалившись на ее огромной кровати, пользовались ее горячим душем. А когда она возвращалась, все начиналось сначала.
По утрам мы сами одевали нашу Барби-шампуньщицу, сами мыли ее, выбирали ей трусики, подсматривали через шторы, как она бежит по улице, а вечером раздевали ее, снимали трусики, вдыхая ее запахи после трудового дня, думая о том, как она расхаживала там туда-сюда в нейлоновой блузе. Она приносила с собой аромат духов, лака и делала все, что мы просили. На коленях, стоя, лежа — только попроси. Но не проявляя никакой инициативы. Приходилось думать за нее, работать за нее, подыхать из-за нее.
Такой ритм был мне не под силу. Я быстро сдался и стал заниматься приготовлением пищи. Используя купленную Мари-Анж провизию, я готовил еду, пока она занималась голопузиками. Аромат жратвы придавал силы Пьеро, который превосходил себя. Мари-Анж оставалась прежней, считая мух на потолке и подбрасывая мне рецепты из своей кулинарной книги.
Мы ели на кровати, поглядывая в телик. Потом Пьеро еще барахтался с ней часок-другой, и вслед за тем мы засыпали, как щенята, друг на друге.
Однако мы занимались не только этим!
Мне тоже остригли волосы, и мы разработали план посещения парикмахерской…
* * *
Впрочем, мы стремились не столько повидать этого подонка, которому бы с удовольствием учинили маленькую головомойку. Мы хотели завладеть его денежками.
Как и во всем остальном, Мари-Анж без лишних разговоров ввела нас в курс финансовых привычек своего патрона. Эти сведения она нам подбросила без всякого смущения. Наша милашка-шампуньщица открыла все: свои бедра, кассу парикмахера, двери в лучший мир! Спасибо, Мари-Анж, спасибо за все! Ты будешь отблагодарена в своей небесной обители, сама увидишь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111