Брились электробритвой на батарейках. Конечно, бывает хуже, согласен. Но по ночам мы мерзли. При ноле было очень холодно. По утрам стекла машины запотевали, и, проснувшись, мы опасались, не окружены ли уже полицией. Первый, кто просыпался, должен был выскользнуть из-под одеяла и включить печку, чтобы разогреть помещение. Мы притворялись, что любим подольше поспать. Наши фланелевые брюки мялись. О том, чтобы умыться, не могло быть и речи. Мы снова запаршивели. Так не могло продолжаться. Нам нужны были документы! На любое имя — хоть Ковача или Сильверстейна. Лишь бы иметь возможность спать в гостинице, в настоящей кровати. Не могли же мы всю жизнь ютиться в брошенных курортных домиках! А что мы станем делать во время отпусков? Куда мы денемся в разгар сезона? К тому же тайком проникать в чужие дома отнюдь не безопасно. Можно быть застигнутым хозяевами. Такие действия считаются подсудными. По закону мы могли претендовать только на место в тюремной камере!.. Нет, мы хотели непременно выбраться на свет Божий, иметь возможность наезжать на прохожего просто так, а не во время дьявольской погони. Что бы вы сделали на нашем месте, болтуны несчастные? А мне после изрядных усилий удалось найти решение проблемы. Оно явилось передо мной, как вспышка от трения двух кремней. Абсолютно логическое. Безупречное!
Итак, мы решили прибегнуть к дурным связям! Причем самым простейшим образом. Достаточно было подежурить перед тюрьмой и оказаться на месте в тот момент, когда кто-либо из заключенных выйдет на волю. Судя по газетам, самым серьезным преступлением является совращение профессионалами малолетних преступников. Нам предстояло найти способ познакомиться с таким профессионалом.
XV
Напротив любой тюрьмы всегда расположено веселенькое бистро. В это местечко люди должны были бы заходить почаще. Им следует посоветовать, если они не знают, сводить туда друзей. Не лишайте себя такого удовольствия! Тут можно отметить и деловой обед, и бракосочетание, и ужин старых приятелей. Идеальное местечко и для сочельника! Здесь всегда обнаружишь скучающего тюремного сторожа, его можно пригласить к столу, и он сумеет вас повеселить. Для исправления настроения нет ничего лучшего, как поговорить с пьяным надзирателем. Умора, и только! Он расскажет вам жуткие истории. Вы узнаете обо всем, что ему пришлось пережить, он развлечет дам и вас всех взбодрит. Вы будете лопать перед зловещим зданием тюрьмы, понимая, что находящимся там заключенным наплевать на вас, и это удвоит ваш аппетит. Все дело в пропорциях. Надо знать, мимо чего проходишь. Находясь на свободе, не понимаешь размера своего счастья. Тут — да. Ты думаешь об их мисках для супа, о плавающем в нем куске мяса, напоминающем резину. И лучше оцениваешь вкус своего бифштекса.
* * *
Первое заведение, которое мы нашли, посчитав его прелестным в своем роде, называлось «Чокнемся со всеми». Помнится, шел дождь.
Мы явились прилично одетые и заказали два какао с бубликами. Для уточнения — дело было утром. Похоже, что заключенных выпускают обычно по утрам. Мы приехали туда прямо из леса, еще не проснувшиеся и взлохмаченные. Помимо двух типов в блузах художников, которые посасывали аперитив, разговаривая с хозяином, там мы были одни. Строгая, затянутая в корсет хозяйка сидела за табачной стойкой, почитывая «Маленького парижанина».
Не очень похожий на француза официант поставил перед нами завтрак.
— Что это за огромное сооружение напротив? — спрашиваем его.
— Централка, — отвечает. Мы делаем большие глаза, ну ни черта не понимаем. — Центральная тюрьма, — поясняет тот.
Переглядываемся с Пьеро… Ну и дела!.. Мы потрясены, словно с луны свалились.
— Ничего не скажешь, не слишком веселый домашний пансион!
— Понятное дело, — отвечает. — Лучше находиться за его стенами, чем внутри.
Вот так… Мы делаем успехи… Такой разговор — неплохое начало.
Мы едим, просим еще бубликов, тянем волынку, идем пописать, возвращаемся, включаем игру-автомат, хандрим, время тянется медленно, снова идем в сортир, художники уходят, играем очередную партию. Но ничего не происходит. Ни одной бандитской морды на горизонте. Ворота и дверца в них по-прежнему закрыты. Насмерть. На весь сезон. И мы, как мудаки, слушаем старую пластинку.
Терпение.
Тот же сценарий разыгрывается и на другой день, и через день. Здесь к нам начинают привыкать. Ведь мы подстрижены, прилично одеты. А с тех пор как регулярно посещаем душевые, стараясь не уронить мыло, которым могли бы воспользоваться разные арабы, снова такие чистенькие.
Как истинные Робин Гуды, стараемся получше организовать свою жизнь. Покидаем белок на заре, катим на нашей тачке в три лошадиные силы до въезда в город, минуем его вместе с толпой рабов, отправляющихся ишачить. Полицейские останавливают движением руки эти орды мужиков, которые бегом пересекают улицу, словно их подхлестнули хлыстом кучера. Катим дальше. Когда все небоскребы заполняются до отказа, мы выгружаемся перед таверной, где упиваются безжалостные тюремные сторожа.
* * *
Бистро «Чокнемся со всеми» становится нашей штаб-квартирой. Мы врастаем в него, нас тут теперь знают. Мы говорим «здравствуйте» или «как обычно». У нас появляются новые привычки. Мы беседуем. Получается диалог. Ткем свою паутину.
Говорим, что поселились неподалеку, на соседней улочке, снимаем однокомнатную квартирку. Что ненавидим готовить еду, мать не научила, что пора бы жениться. Поэтому мы и приходим утром, днем и вечером. Ну совсем к жизни не приспособлены! Берем дежурное блюдо и съедаем на бумажной скатерти. Мы, мол, студенты, готовимся к экзамену, вкалываем, как каторжники, до трех утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111