— певуче поинтересовалась она.
«Туристштоли, туристштоли», — повторил про себя Хиро, открывая дверцу холодильника. В лицо дохнуло благословенным морозцем. Упаковка с шестью бутылочками кока-колы уже под мышкой. Что она такое говорит? Надо отвечать, иначе конец, сгоришь.
Тут из подсобки появился Бобби, вытирая руки передником. Этот девятнадцатилетний парень обладал внешностью и телосложением архангела, но чересчур низкий коэффициент умственного развития не давал ему развернуть крыла. У Бобби не очень получалось с арифметикой, поэтому у кассы он работать не мог. Читать газету тоже не научился. Ему полагалось раскладывать товар на полки и приглядывать за Бобби-младшим, когда Кара Мэй занята с клиентами. Бобби мирно стоял в дверях и хлопал глазами.
«Скажи же что-нибудь, ну!» — воззвал к себе Хиро. И на него немедленно снизошло вдохновение. Что бы сказали в такой ситуации Берт Рейнолдс и Клинт Ис-твуд? Уважающий себя американец для начала как следует выругается — всякий знает. Достаточно посмотреть, как это проделывает на экране Иствуд. Не такой уж он, Хиро, лопух.
— Мать твою за ногу, — поклонился он кассирше и водрузил на прилавок свои трофеи. Потом повернулся к уставившемуся на него пареньку и самым дружелюбным тоном заметил:
— Пидер гнойный, а?
Девушка не ответила на приветствие. Она застыла на месте, меж зубов замер розовый комочек жевательной резинки. Паренек замигал, потом бегом бросился к коляске и выхватил оттуда ребенка, словно чего-то испугался. Хиро же не терял времени даром — подгребал к себе шоколадки, банки, бутылки, сверкающие пакетики. Получилась целая гора.
Кассирша потыкала пальцем и ледяным тоном сообщила:
— Десять семьдесят три.
— Дерьма-то, — с улыбкой поклонился Хиро и аккуратно разложил на стойке свои четыре бумажки. — Щас ты у меня нарвешься.
Девушка решительно заработала челюстями, глаза сузились в щелочку.
— Тут только восемь, — прошипела она.
— Только восемь, — озадаченно повторил Хиро.
Кара Мэй обессиленно вздохнула. Ребенок заворочался на руках папаши, запищал. Снаружи донесся скрежет тормозов. Хиро увидел, что на стоянке появился новенький сверкающий пикап-переросток. — Не хватает, понятно? — сказала кассирша. — Еще два семьдесят три.
Хиро сообразил, в чем дело. Зеленых бумажек слишком мало. Придется от чего-то отказываться, а ему нужно все — магазин целиком и еще много-много сверх того! Неужели она этого не понимает? Ведь он подыхает с голода! Мотор на стоянке кашлянул и затих.
— Немножко, — уступил Хиро и отодвинул пару пакетов.
— Хос-поди Исусе, — снова вздохнула девушка. — Чтоб мне провалиться.
Паренек впервые разомкнул уста:
— Вы чего, иностранец, что ли? В магазин кто-то вошел. Хиро услышал скрип половиц и увидел, как просветлело лицо кассирши.
— Приветик, Сакс! — воскликнула она.
Оглянуться Хиро не посмел. А вдруг это начальник полиции, или береговой охраны, или той самой настырной Иммиграционной службы, о которой рассказывал Акио. С колотящимся сердцем Хиро уставился на руки кассирши. Та сложила часть отобранных им продуктов в коричневый бумажный пакет и вдобавок дала три маленькие монетки. Он взял сдачу и снова поклонился.
— Спасибо-спасибо, — залопотал Хиро, чувствуя себя на седьмом небе от облегчения, радости и предвкушения грядущей трапезы. Теперь ему не грозила медленная смерть среди болот.
—Домо, — перешел он на японский. —Домо сумимасэн(Большое, большое спасибо).
Девица разинула рот. Хиро поспешно повернулся и увидел высоченного гайдзина с бесцветными волосами и холодными фарфоровыми глазами. Это был тот самый, который пытался задавить его лодкой! В следующий миг Хиро оказался уже за дверью. Пакет он зажал под мышкой, как футбольный мяч, и со всех ног рванул к лесу. Ни секунды колебания, ни единой паузы, хотя маслоед выскочил следом и заорал:
— Эй! Постой! Вернись сюда! Я не собираюсь… Я хочу тебе помочь!
«Как же, помочь», — думал Хиро, с разбега ныряя в кювет. Кровь оглушительно пульсировала в ушах. Он зашлепал по грязи; провалился по пояс в трясину, кое-как добрался до края леса. «Так я тебе и поверил. Знаю я вас, американцев. Вы друг друга-то загрызть готовы, стреляете людей для забавы, старушек на улицах грабите».
Нет уж, обойдется он без их помощи.

Примитивнейшая нация на свете
Ничего не поделаешь, придется туда тащиться. Хочешь не хочешь — надо. А уж он никак не хотел. Пилить по такой жарище на Тьюпело, да еще со сломанным кондиционером — и все для того, чтобы побеседовать на солнцепеке с тамошними дегенератами, беспрестанно нюхающими табак и обрастающими мхом прямо на глазах. Кроме «угу» и «не-а» от них все равно ничего не добьешься. Ей-богу, уж лучше бы он в Лос-Анджелесе остался.
Детлеф Эберкорн стоял у окна и смотрел в пустое, мертвенное небо, старой тряпкой нависшее над Саванной. Было серое и душное летнее утро. Пасмурно, но знойно. Детлеф едва успел подуть на первую чашку дымящегося кофе, еще и газету-то не пролистал, а рубашка уже мокрая от пота. Десять минут назад он влетел в офис, послал воздушный поцелуй новой секретарше Джинджер, обладательнице пухлых, вечно приоткрытых губок и веснушчатого декольте, включил монитор, не ожидая никакой пакости, отхлебнул кофе и увидел, как по экрану зловеще ползут буквы НИВОБ.
В электронном досье Иммиграционной службы эта аббревиатура означала высшую степень неотложности и чрезвычайности. Расшифровывалась она так: «нелегальный иностранец, вооруженный, опасный и буйный». В Лос-Анджелесе, последнем круге ада для сотрудника Иммиграционной службы, от НИВОБов просто житья не было:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127