А альтернатива — сами понимаете (агент просиял улыбкой и комически скривился под рокотание грома): остаться под открытым небом и бесславно утонуть.
Вот почему Рут поднялась ни свет ни заря и первой поспешила к завтраку. Надо было уносить ноги, пока Эберкорн не привязался с новыми расспросами. Деревья мирно застыли, утро благоухало ароматами ночного дождя. Из холодных атлантических вод высунулось золотистое триумфальное солнце, растекавшееся медом по жестким стволам сосен. Рут шла очень медленно, вдыхая воздух полной грудью, но все равно оказалась у себя в студии почти на полтора часа раньше обычного, в самом начале восьмого. Возясь с закрутившейся вокруг каретки страницей, она думала только об одном: покажется ли он в обеденный час? Если да, то как ей себя вести и что из всего этого выйдет? Она представила своего япончика в постели, потом себя в Японии, стране многоэтажных офисов, тесных улочек и крошечных ножек. Потом, чтобы скоротать время, Рут углубилась в работу.
В тот день Хиро не появился. Как назло. Ей казалось, что он знает, как она в нем нуждается, но упрямится из-за какого-то подлого японского мачизма. Вечером, от скуки и безделья (Саксби еще не вернулся из Саванны, а в бильярдной Рут еще только-только начинала расправлять крылышки) она разговорилась за коктейлем с Эберкорном. Тот потратил целый день на бесплодные беседы с черными из Свинячьего Лога. («Я не мог понять ни единого слова, то есть вообще ничего. Чувствовал себя полным идиотом»). Тем временем «ассистент» рыскал по лесам со стереомагнитофоном. Руг тоже посмеялась над незадачливым Турко с его «дебильником». Не могла удержаться, чтоб чуть-чуть не пококетничать — просто так, для практики.
— Да-да, — кивнула она. — Мне показалось, что откуда-то доносится завывание Донны Саммер.
А где же Турко проводил вечер? Неужто все выслеживал злодея?,
— Ну что вы, — ответил Эберкорн. — Он не такой фанатик. Просто крыш терпеть не может.
— Крыш? — переспросила она, слегка улыбнувшись.
— Вы не поверите, — Эберкорн поднес ко рту банку теплой кока-колы и тут же поставил ее обратно. — Вчера ночью, когда лил дождь, помните? — Рут кивнула, — он взял свой рюкзак и ушел наружу, поставил в кустах палатку.
Они посмеялись вдвоем. Рут посмотрела в розовые глаза Детлефа и подумала, что он ничего, даже симпатичный.
Прошло еще два дня. Эберкорн бродил по «Танопсису» тенью, и некоторые колонисты, в особенности Регина Макинтайр, уже начинали ворчать по этому поводу. Льюис Турко, наоборот, никому глаз не мозолил, сидел где-то в зарослях в своей палатке или крался среди болот, в лепешку расшибаясь ради того, чтобы лишить Рут ее драгоценной тайны — еще до того, как тайна начнет приносить плоды. В послеполуденном безветрии издалека доносились еле слышные, смертельно опасные звуки развеселой музыки. Корзинка висела на крюке нетронутая.
Хиро появился на третий день, примерно через час после того, как Оуэн бесшумно водрузил на крыльце судки с обедом. Руг слышала, как скрипнула расшатанная вторая ступенька, но не обернулась, а лишь еще яростнее замолотила по машинке. На строчке выстроилась длинная шеренга «иксов», потом еще одна, и лишь тогда Рут осторожно кинула взгляд через плечо. Она увидела стриженый затылок Оуэна, удалявшегося по тропинке в сторону соседней студии, где вундеркинд Сэнди трудился над своим вторым романом.
Рут утратила ощущение времени, хоть желудок и напоминал о себе недовольным побулькиванием. Поэтому в первый момент спутала Хиро с японкой из своего рассказа, где жалобно пищали обреченные дети и неумолимое течение влекло утопающих в бездну. К действительности помогла вернуться все та же скрипучая лестница.
Рут замерла. Тихо, главное — тихо, сказала она себе. Показала гостю профиль, зафиксировала, потом предъявила фас — поверх плеча. Хиро маячил в дверном проеме, за москитной сеткой, придававшей его фигуре некоторую призрачность. Красная повязка на голове исчезла, смененная какой-то скрученной в жгут тряпкой. Он был голый по пояс, лямки комбинезона сиротливо обвисли. К корзинке видение не прикасалось.
— Я хочу помочь тебе, — прошептала Рут.
Он не шелохнулся, не раскрыл рта, просто стоял и смотрел. Выражение его лица показалось ей сегодня более мягким, словно он вот-вот расплачется или совсем выбился из сил. Внезапно интуиция подсказала Рут, кто перед ней: просто большой ребенок, напуганный, больной и голодный.
— Бери еду. Я оставила ее для тебя. Бери, — прошептала она. Боялась, что, если повысит голос, он тут же сбежит.
У него дернулся кадык. Потом парнишка переступил с ноги на ногу, снял с крюка корзинку и крепко прижал к груди.
— Слушай, — зашептала она тихо-тихо, как охотник в засаде, — тебя ищут, понимаешь? Двое мужчин из большого дома. Он по-прежнему молчал, но лицо стало еще беззащитнее. Рут почувствовала, что он вот-вот сломается, сдастся, выкинет белый флаг, сам подставит руки для наручников.
— Я не дам им тебя поймать, — сказала она. — Я достану тебе еду и одежду, а отсиживаться можешь здесь. Тут тебя никто не найдет.
Рут осторожно приподняла одну ногу и медленно развернулась к нему. От природы ей досталось самое обычное лицо и самая заурядная фигура, но Рут прекрасно умела обходиться тем, что имеет. Она одержала немало побед, оставила позади целые легионы поверженных мужчин, и все потому, что в ней было то самое, неуловимое, на что все они так падки. И, что еще важнее, Рут хорошо это знала. Плюс два десятилетия практики. Да, в свои тридцать четыре Рут была поистине неотразима.
— Иди сюда. — Она все еще говорила шепотом, но голос уже звучал требовательно, даже властно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127