Чтобы выделить вас, придется где-то доставать средства, время на ускорителе, людей. А сделать это можно только за счет других — дело, разумеется, скандальное и хлопотное, хотя при желании вполне осуществимое.
Он помолчал.
— И какой же выход? — безучастно спросил я. Меня самого удивляло мое равнодушие.
— Вся надежда на Александра Яковлевича. Даст он свое «добро» — и Ученый совет, не задумываясь, согласится и даже разбираться не станет. Подключим партком, люди там сидят неглупые, поймут.
— А если нет?
— А когда будет «нет», — рассердился Дубровин, — тогда и будем думать, что делать дальше.
Он встал из-за стола и подошел ко мне.
— Мне очень не нравится твое настроение. Возьми себя в руки. Времени у нас нет, а работы невпроворот. К Александру Яковлевичу нужно являться вооруженным до зубов. Что именно сейчас нужно делать, — мы уже наметили. Так что принимайся за работу.
40
Я рассказал им о разговоре с Дубровиным, и несколько минут они бурно выражали свою радость. Ольф провозгласил «осанну», а Жанна даже улыбнулась Валерию. Я выждал немного и изложил план дальнейших действий. Они сразу загорелись, схватили ручки и немедленно приступили к творчеству.
Про меня они забыли, и только когда я оделся, Ольф удивленно спросил:
— Ты куда?
— Домой поеду. Голова что-то болит.
— А-а… Ну, езжай.
О головной боли я сказал только для того, чтобы не пускаться в объяснения, но, когда приехал домой, и в самом деле почувствовал себя нездоровым, разделся и лег. Не было еще и четырех, но за окном уже начинались сумерки. Я прочел несколько страниц из «Фиесты» Хемингуэя, а потом заснул.
Разбудил меня поворот ключа в замке. По шагам я узнал Жанну и включил лампу над изголовьем. Жанна сняла пальто, прошла ко мне и села на постель.
— Я разбудила тебя?
— Так точно.
— Ну ничего, вечером вредно спать… Как ты?
— Нормально.
Она положила мне ладонь на лоб.
— У тебя температура. Мерил?
— Нет.
Жанна разыскала градусник и сунула мне.
— Подержи. Ел что-нибудь?
— Нет, и не хочется.
— Ну, как это не хочется… Надо.
— Зачем? — серьезно спросил я.
Она внимательно посмотрела на меня и ушла на кухню. Я полежал немного, оделся и пошел следом за ней.
— Почему ты встал?
— Скучно.
— А где градусник?
— Положил на место.
— Сколько?
— Туберкулезная. Тридцать семь и три.
Жанна подозрительно посмотрела на меня, но как будто поверила.
— Ладно. Садись и не мешай.
Иногда удивляло меня: почему мне так легко и просто с этой женщиной?
Однажды я спросил ее об этом. Жанна усмехнулась:
— Родство душ, может быть?
Я с сомнением посмотрел на нее:
— Если бы я знал, какая у тебя душа…
— Хорошая, — заверила меня Жанна и уже серьезно добавила: — В первом приближении.
Сблизились мы быстро — через неделю уже разговаривали так, словно знакомы были год. И меня удивляло, почему у Ольфа долгое время было какое-то неопределенно-напряженное отношение к ней. Как-то я спросил его об этом, он подумал немного и признался:
— Наверно, красоты ее боюсь… А на тебя она не действует, что ли?
— В каком смысле?
— В обыкновенном, сексуальном.
— Нет, — засмеялся я.
Ольф недоверчиво хмыкнул.
Нельзя сказать, конечно, что на меня совсем не действовала красота Жанны. При первой встрече она просто поразила меня. Так и подмывало посмотреть на нее еще раз, подойти поближе, поговорить. И я очень хорошо понимал, почему Валерий бросил работу в Москве и очертя голову помчался за ней в Долинск. Наверно, он решил, что это и есть та единственная женщина, ради которой стоит отдать все на свете.
А для меня очень скоро красота Жанны стала чем-то привычным, само собой разумеющимся. Иногда, замечая мужские взгляды, направленные на нее, я и сам на какую-то минуту начинал смотреть на Жанну такими же оценивающими глазами, но это была только минута. Признаться, мне было очень приятно то явное, чересчур дружеское, как однажды выразился Ольф, расположение, которое выказывала мне Жанна. Сначала меня немного беспокоило, как отнесется к этому Ася. Она ни разу не дала мне понять, что ей неприятны такие отношения. А скоро, к некоторому моему удивлению, она очень подружилась с Жанной, и я, видя их вместе, никогда не замечал ни малейших признаков натянутости или неестественности в их отношениях.
После разрыва с Шумиловым Жанна бывала у меня почти ежедневно и иногда засиживалась допоздна. Однажды Валерий, застав нас вдвоем, многозначительно повел головой, а на следующий день бросил с кривой улыбкой:
— А ты, я смотрю, неплохо устроился.
Я неприязненно посмотрел-на него:
— Что ты имеешь в виду?
Ему очень хотелось сказать мне что-то еще, но он сдержался.
— Да так, ничего.
Он всегда умел в самый последний момент избегать ссор.
Я уже не раз жалел, что Мелентьев начал работать с нами. Он так явно выпадал из нашей компании, что и сам чувствовал это. Раза два у нас возникали основательные стычки, и я втайне надеялся, что мы окончательно поссоримся и он уйдет от нас. Но он не уходил. Не работа, конечно, держала его — Жанна.
Как-то я сказал ей:
— Ты бы поосторожнее с Валеркой, а то…
— Что?
Я неопределенно покрутил руками в воздухе:
— Вдруг воспламенится.
— Да ну его, — отмахнулась Жанна. — Надоел. Никакого самолюбия у человека нет. Отлично знает, что мне наплевать на него, а все лезет.
— Мучается он.
— А кто ему велит мучиться? Что мне, в постель с ним лечь, чтобы он не мучился?
Когда Жанна сердилась, слог ее не отличался изысканностью.

И сейчас, когда я сидел в уголке на низком табурете и смотрел, как Жанна готовит ужин и накрывает на стол, мое тоскливое настроение начало проходить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147