с этим созданием.
Воротила был прав. Он действительно был на редкость некрасив. Но, как и все прочее в жизни Воротилы, его уродство обратилось в некое легендарное качество и стало (так, во всяком случае, это представлялось Джейни) неким символом достоинства. Его лицо и тело были испещрены глубокими отметинами – следствие тяжелейшей угревой сыпи: казалось, набросившись на кожу, болезнь стремилась уничтожить все его тело. Волосы у него были рыжие и к тому же курчавились. Единственной приятной чертой его внешности был аккуратный нос, но впечатление портила широкая расщелина между передними зубами. К тому же у Воротилы был скошенный подбородок.
Однако стоило вам провести минут десять в компании Воротилы, как вы полностью забывали о его внешности. И именно об этом Джейни без устали твердила Эллисон.
– Нет, ты уж извини, – возражала Эллисон, покачивая при этом головой. – Сколько бы я с ним ни встречалась, все равно не смогла бы переспать. – И, немного помолчав, добавила: – Поскольку ты первая об этом заговорила, я тебе вот что скажу: не думаю, что мне вообще захотелось бы с ним встречаться.
– Эллисон, – терпеливо продолжала убеждать подругу Джейни, – да это же просто великий человек. Он сумел всего добиться вопреки обстоятельствам.
– Ну конечно! – сказала Эллисон. – Я ведь тоже читала ту статью в «Таймс мэгазин». Вспомни-ка лучше, что там было написано о его грубости и склонности к мошенничеству, а также о том, что его привлекали к суду за сексуальное домогательство и арестовывали за хранение кокаина.
– Его подставили, – не уступала Джейни. – Сама полиция его и подставила – им, видишь ли, не понравился его фильм о десятилетних убийцах полицейских.
– Это был отвратительный фильм, – заметила Эллисон.
Джейни это заботило меньше всего. В ее глазах (как и в глазах многих других людей) Воротила был гением. Кое-кто считал его самым выдающимся современным продюсером. Кинозвезды боготворили его. Редакторы колонок светских сплетен не упускали случая обратить на него внимание на светских приемах. Его боялись даже голливудские магнаты. Воротила был богат, и все свое состояние он заработал трудом.
В тот первый вечер Джейни рассмеялась и, усадив его рядом с собой на тахту, сказала:
– Эх, Воротила! Разве ты не видишь, что мы, по существу, совсем одинаковые? Ну прямо как близнецы. Всю жизнь мне, так же как и тебе, приходилось иметь дело с подобным же существом. С существом, которое выглядит определенным образом, которое заставляет людей воспринимать меня определенным образом. Сколько себя помню, все только и говорили, какая я глупая. – Тут она отвернулась, чтобы он мог лучше рассмотреть ее красивый профиль. – И я начинаю думать, что они правы. Что я… действительно глупа. Наверное, если бы я не была такой глупой, моя жизнь сложилась бы более удачно.
– Нет, Джейни, вовсе ты не глупая, – нежно сказал Воротила.
– Не знаю…
– Просто у тебя не было шанса. – Воротила протянул руку, и их пальцы переплелись. – Я помогу тебе, Джейни. Я вообще постоянно помогаю людям. Если бы ты захотела чем-нибудь заняться… скажем, если бы мы могли обсудить список каких-то дел, чем бы ты хотела заняться в первую очередь?
– Сама не знаю, – протянула Джейни. – Ну, мне всегда хотелось… писать. Вот Алика пишет роман…
– А почему тебе хочется писать? – осторожно поинтересовался Воротила.
– Не знаю, – ответила Джейни. – Я чувствую… так много всего накопилось внутри – так много всего такого, о чем никому больше не известно… Понимаешь, я постоянно наблюдаю за людьми. Они этого не знают, но я наблюдаю за ними.
– Забудь о романах, – сказал Воротила. – Тебе нужно написать сценарий.
После таких слов лечь с ним в постель было проще простого.

В течение первого месяца лета Джейни так и подмывало обзвонить всех знакомых и объявить им по телефону: «Привет, это я, Джейни Уилкокс. Этим летом у меня появился свой собственный дом, а еще я пишу сценарий». И конечно же, когда разные люди звонили ей в течение дня в ее маленький коттедж в Бриджхэмптоне, окруженный сетчатым забором, увитым ползучими розами, она, как правило, им отвечала: «Вы не будете против, если я вам перезвоню позже? Я сейчас как раз работаю над одним эпизодом».
Воротила как-то сказал Джейни, что она обладает «видением». И еще он сказал, что сделает из ее фильма настоящий боевик. И вообще, что он все, что хочешь, может продвинуть, а если надо, способен повлиять на присуждение «Оскара».
– Для меня, Джейни, пределов нет, – изрек Воротила. – И ты должна помнить: я родом из Джерси, а мой отец был водопроводчиком.
Он лежал нагишом у нее в кровати и курил сигару. Воротила не отличался крупными габаритами, и при этом (что весьма расстраивало Джейни) ноги у него были довольно короткие и тощие, зато грудная клетка – словно бочка, а голос – глубокий и зычный. Голос у него был такой, что Джейни была готова слушать его вечно.
– Быть успешным кинопродюсером куда лучше, чем президентом, – заявил Воротила, пожевывая кончик сигары. – Ты способен оказывать куда большее влияние на жизнь людей и – да, да не смейся! – при этом получать куда больший кайф! – Тут он ей игриво подмигнул.
– Ах ты, паршивец! – взвизгнула Джейни и бросилась на Воротилу.
Он схватил ее в объятия, подмял под себя и начал целовать.
– Это кто из нас паршивец? – Сигара при этом упала на пол, Воротила шлепнул Джейни по попке.
Впрочем, большую часть времени они вели серьезные разговоры о жизни –
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94