Как была ты далека и как приблизилась! Так приблизилась, что стала как моя душа. Твои очертанья и изгибы полюбились мне, как реке изгибы долины, и любо ей литься в них, встречая знакомые плесы. А всего слаще знать, что ты вся, как есть, моя. Вся моя, распустив волосы и подобрав ноги под себя, улыбаясь улыбкой безмятежной. Ты еще девочка совсем, и невинен твой взгляд, и тонка твоя рука, запускающая в мои волосы пальцы. Будем так сидеть и будем вечно молчать, и улыбаться улыбкой безмятежной. – Рассказывала Саша, девочка, живущая по соседству с тетей Надей.– Я тогда в дверь стучалась, а потом вошла, потому что было не заперто. Они говорят где-то. Меня не слышно. Я банки не знала куда ставить и звала тетю Надю, а она где-то говорила, меня не слышала. И говорила такое: «Я тебя учить не в праве, ты сам уже себе хозяин, но послушайся все же: это не дело. Не годится так, не хорошо. Ты мало повидал и не подозреваешь, чем обернется. Ты ей хуже сделаешь, ты больше ее опозоришь, чем себя. Она не молода, у нее сын и муж, зачем ей это? А тебе? Мало ли вокруг молоденьких девчонок? Что же, никто не приглянулся прежде тебе? Никого на уме у тебя не было? Даже в школе? Держала я тебя, а теперь скажу: пора тебе ехать, пора, да поскорее. Полсела уже говорит, на меня пальцами тычут. Что Пасха? Когда еще та Пасха? Собирайся, если не хочешь еще большего позора».Но Андрей не уехал и ходить продолжал, в вербное воскресенье гулял снова с Олесей. Тогда набрали в лесу много вербы: веточки хрупкие, опушившиеся котиками. А они как и не ломались, сами собой в руки ложились. Андрей сразу не хотел идти в церковь, да и не пошел, ждал во дворе Олесю. Церковь высоким куполом нависала над стремниной в самом центре села, внизу зеленела легкой зеленью молодая лоза. Леся выходила счастливая, здоровалась со встречными и говорила Андрею: «Все на нас смотрят. И пускай. Не верят они до конца, думают: ты племянник мне». Поприветствовали и батюшку за воротами, что был занят обычным делом, – распутывал в красных сучьях вербы застрявшую птичку, обмоталась вокруг лапки у нее веревочка.
Из метеосводки: Как сообщает гидрометеоцентр Украины, в ближайшие сутки в центральных областях ожидается ясная, безоблачная, по-настоящему весенняя погода. Ветер умеренный, температура воздуха ночью плюс 7, днем до плюс 16, плюс 20.
– У Леси есть платки, серые шали, тонкие шелковые, с живыми цветами по зеленому полю, синие и багровые, как ночная гроза, материнские и дареные мужем, и те, что сама покупала девушкой, – все хранятся в скрыне. Доставала Леся платки и улыбалась, убирала в них волосы и преображалась. В красном проденет очами, в синем засмеется, в зеленом сомлеет, в черном опечалится, в белом с тонкими серебряными узорами очищающим проникнется светом. Одевала Леся разные платья, наряды новые и те, что с юных лет не доставала, все были в пору. То откроются у нее плечи, то ворот покроет шею, то спина мелькнет, то грудь в кружевах проступит. На ногах переменяла туфли и сапожки, много ей муж в свое время навозил. А после утомилась и, присев у растворенного лакированного шкафа с надтреснутым зеркалом, сказала: «Теперь поздно, иди, Андрей, домой». «А я хотел остаться с тобой», – возразил Андрей. – «Не зачем нам». – «Я тете что-нибудь совру, да и какое ей дело. Я тебя люблю, Леся моя! Позволь мне у тебя остаться. Я хочу быть у тебя. Мне некуда идти. Я никуда не пойду!» – «Ты еще дитя», – усмехалась Леся, – «Скоро мой муж возвращается».И выходил опечаленный Андрей прочь. И было светло от звезд, и звезды освещали дорогу. – Рассказывала тетя Надя.– Я подошла в ту ночь к его двери и прекратила дыхание, а оттуда донесся голос. Я слушала долго, а он беспрерывно разговаривал с кем-то, ему близким. Испугалась, не заболел ли, не свихнулся ли на почве своей любви? Мало нам одного умалишенного. А он все разговаривал. С кем? Бормотал: «И я рад. О, я рад безмерно, что ты пришла сама ко мне. Ты же моя? Моя? Нет, ты вся моя без остатка. Не пугайся, никто нас не услышит, да и кому нужны наши речи? – они родятся и умирают между нашими устами, а другими они не различимы. Я не зря звал тебя в эту ночь, потому что звезд миллиард. Я знаю их все наперечет и могу тебе пропеть всю их поэму. Сейчас виднее они, чем на Ивана Купала из глубокого яра, где лучезарные и торжественно спокойные пруды, и где звучные карпы. Но к черту пруды и звезды, когда твои очи как омуты, а серьги в ушах, как звезды. Ты ведь моя? Моя? О, скажи, что ты моя. Не смейся, скажи. Нет, скажи, что моя, только это и ничего другого. Так! О, я вполне счастлив!»
Из газеты «Зоря Полтавщини», с последней страницы, где объявления: Для интересующихся сообщаем, что в апреле в ясные бестревожные ночи будут видны такие созвездия и планеты: Весы, Дева с ярчайшею Спикой, цвета крови Антарес в Скорпионе, будет заметен Орион, покажется на короткое время Сириус, но вообще его пора прошла. Юпитер в Стрельце, Марс в рыбах.
А на следующее утро был сильный ветер. Андрей примчался в одном свитере и через забор заводил разговор с Лесей. Она ему не отворяла и внутрь не пускала, но говорила: «Муж мой приехал. Я теперь не твоя, его. Я люблю его, а ты ступай. Тебя я буду любить издалека». «Но как же это!» – вскричал в недоуменье Андрей. А она в ответ перебирала ему волосы. «Что же было все это?» – «Это весна пришла, весна», – и перебирала беспрестанно ему волосы, пока не донесся шум с веранды: «Леся! А где тренировочные мои? Ничего нельзя найти. Выбросила в стирку?»С противоположной стороны улицы, из-за шелковицы, где та поросла у основания малиной, подсматривал по обыкновению Скоромнин. И такое у него было торжество, такое счастье, что потерялась голова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20