ТОП авторов и книг     ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Другие холмы тоже стонали. То, что я слышала, было не пением муравьев, а стонами. Я не в холмистой местности, а в палате. Палата, палатка. Каждый серый холм палатка, жилище боли. Царство боли, имение боли. Это еще надо осознать.
Сознание. Постепенно оно обретало цельность. И вот уже стало совсем светло. И какой же это был безжалостный свет! Все вырисовывал, обводил чертой. Белые плиты потолка, разделенные швами. Белые кровати с белыми тумбочками у изголовий. Привешенные к ногам гири. Все было четко, беспощадно обведено.
Боль не была невыносимой, можно было удержаться, но я стонала. Какое-то облегчение приносили эти звуки.
Вытяжение. "Сколько времени это продлится?" - соображала я. Кажется, в лучшем случае - две недели. Ужас! Неужели целых четырнадцать дней, четырнадцать ночей этой пытки? Невообразимо! Такого вынести нельзя. Но человек и не такое выносит. И, что самое странное, - забывает. Лежи и повторяй: "Это пройдет, я об этом забуду".
Но аннулирует ли забвение - боль?
Голова все яснела, но ей было холодно, как будто я по-прежнему лежала на льду. И что-то мешало, кололо шею. Подняла руку, пощупала, где кололо. И удивилась: косы не было! Значит, остригли! Вот почему холодно голове.
А мохнатое, влажное - лесной зверь, росомаха, - лежавшее рядом в приемном покое, - это, видно, и была моя коса. Та самая, ниже пояса, которой так гордилась, расчесывала, заплетала. Нет ее больше.
Вспомнилась другая коса, Люси Шиловой. Как я уговаривала Люсю расстаться с косой: "Еще красивее будете". Здесь меня никто не уговаривал - взяли да остригли. А может быть, я сама согласилась, сказав: "Да-да, пожалуйста"? Впрочем, неважно. Сейчас - только вытяжение. Переждать, перетерпеть.
Почему-то было не скучно лежать. Противно, мерзко, больно, но не скучно. Окна почернели, в них зажглись отражения ламп.
- Ужинать будешь? - спросила крупная старуха в халате без пуговиц.
- Нет, спасибо, не хочется.
- Попервости никому неохота. Потом сама просить будешь: давай-давай! Так как же, ставить кашу или унесть?
- Унесите, пожалуйста.
Боль, боль... Почему-то раньше не осознавала связь слов: "больница" и "боль". А ведь как очевидно!
Пришла делать уколы сестра - хорошенькая блондинка, похожая на мою Любочку, только без кудряшек, с ровной челкой из-под колпачка. Вдруг захотелось попросить ее: "Посиди со мной, дочка", как меня когда-то старуха Быкова. Но сестричка была занята, белокрахмальна, неприступна, как, видимо, я сама в то время. Присела, но ненадолго, бочком, на табурет... А внутри старухи бурлила ее собственная, отдельная боль. Больной тоже по-своему неприступен. Боль человека всегда отдельна, неразделяема, непредставима. Две неприступности - и между ними грань, которую не перейти...
Это, видимо, уже путались мысли, начинался бред. Сестра посмотрела на градусник и нахмурилась. "Сколько?" - спросила я. Она не ответила. Сказала только: "Сделаю вам укольчик". Через некоторое время боль отошла, я заснула. Сон был чуткий, сторожкий, пронизанный стонами, обремененный. Толкали меня куда-то, волокли, вешали за ногу... Этот зловещий, пыточный сон - кто из страдавших его не знает? Стоит ли о нем вспоминать? Врачу стоит.
Когда проснулась - было уже утро. Косенький, незрелый солнечный луч золотил стенку. Вчерашняя боль притупилась, прорывалась нечасто, но не в ней было дело, а в проклятой позе. Страшно неудобно было лежать так ногой вверх.
Палата просыпалась. Негромкие стоны. Что-то позвякивало, лилась вода: утреннее умывание. Таз и кувшин разносила от койки к койке та самая вчерашняя крупная старуха без пуговиц. Умывание короткое: каждая больная слегка намыливала руки, споласкивала их, потом лицо. И все. Вот и до меня дошла очередь.
- Ждать тебя надо? - спросила старуха. - Бери мыло, чтобы раз-два - и готово. У меня еще в других палатах лежачих богато.
- Нет у меня мыла.
- Что ж не захватила? Дурак собирал.
- Меня подобрали на улице.
- А дома-то есть небось люди? Пускай принесут, как придут навещать.
- Ко мне не придут. Я приезжая.
Она вынула из кармана обмылочек:
- На, мойся, только не тяни.
Я приподнялась на локте, разбудив заснувшую было боль, кой-как умылась, утерлась. Во рту был противный железный вкус.
- Мне бы зубы почистить, нянечка.
Рассердилась:
- Тоже моду выдумала: зубы чистить. Не ты одна в отделении. Все переполнено, некуда дожить, коридоры всплошняк заставлены, а "скорая" так и везет, так и везет... Зима, сезон пик, лед на улице, все с переломами, не ты одна. А нас-то, нянек, раз-два и обчелся. Дежурим по три смены, и все за так, говорят: дадим отгул, - жди того отгула, не дождешься. А ты зубы! Каждого с зубами ждать, время не хватит кругом себя обернуться, не то что в туалет. Двадцать палат, каждого умой-обслужи, полы - влажная уборка, горшки ихние, прости господи, вынеси, а зарплата - тьфу! На кефир и то не хватит. Только психичная пойдет сюда работать. В мужском-то лучше, хоть бутылки пустые сдашь...
За время этой речи я бы три раза успела вычистить зубы... Что делать? Старуха проследовала к двери.
- Рубль, - коротко сказала женщина на соседней кровати - грузная, черноволосая, с крупной родинкой на щеке.
- Какой рубль?
- Не понимаешь? Ты ей - рубль, а она тебе - зубы почистить. За все рубль. Судно подать - рубль. Вынести - опять рубль. Без рублей-то они бы здесь разве колготились?
Я вспомнила о своей сумке с деньгами. "Сумка моя..." - сказала тихо.
- А в тумбочке, - ответила соседка. - Как привезли тебя без памяти, так и сумку туда.
С трудом перегнулась, открыла дверцу тумбочки. Сумка была там, но потертая, убогая, словно ее кто-то долго топтал. Несколько рублей обнаружилось. Потом наменяю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48

ТОП авторов и книг     ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ    

Рубрики

Рубрики