Он хотел было устроиться в приемной и поболтать с Шантой, но не услышал ничего, кроме наивного эзотерическего бреда. Дэвид, благополучно ходивший по воде с шести лет, находит шаткие представления Шанты о метафизике несколько примитивными, если не сказать больше. Кроме того, он вовсе не склонен выслушивать лекцию о чудовищном вреде курения.
Принц Дэвид сидит в одиночестве и, пользуясь моментом, обдумывает ситуацию. Секс с Фрэнсис стал для него откровением. Ни намека на благоговейную почтительность; покидая комнату, любовница не пятилась в низких поклонах. Этот был секс между мужчиной и женщиной, а не между принцем и прислугой. Не то, чтобы тело Фрэнсис оказалось мягче и слаще, чем тела, отведанные Дэвидом во дворце; в многих отношениях она — лишь еще одна хорошо обученная любовница. Фрэнсис была теплой, широкой и мягкой, гостеприимно принимавшей его прохладную худобу. Она погружала его в себя, а себя в него. Достаточно сильная, чтобы первенствовать, и достаточно взрослая, чтобы знать, когда следует уступить. Но Дэвид достиг большего, чем просто трахнул Фрэнсис. Их сердца бились друг против друга; теплая плоть льнула к еще более теплой; и согревало их не уважение и почтительность, но взаимное желание. Дэвид приятно удивился. Однако выше и новизны и желания была цель: проникая во Фрэнсис, Дэвид чувствовал Кушлу. Теперь он знает, что Кушла была в этой комнате; он осязает ее фигуру на кресле, в котором сидит. Его ноготь скользил по коже Кушлы, когда он, лежа на Фрэнсис, обнимал ее тяжелую грудь. Он ощущал тонкий слой плоти сестры, проложенный между ним и целительницей. Его дыхание сливалось с дыханием Фрэнсис, и он знал, что касается в воздухе сестры.
Целые полчаса ловушка для ветра, и терапевтический центр, и даже замороченная Шанта не издают ни звука, а Дэвид сидит, храня в узкой груди и длинных конечностях жар, разгоревшийся между ним и Фрэнсис, жар, что оставил на его коже печать сестры. Теперь он способен почувствовать, как течет кровь Кушлы, как вздымаются и опадают ее легкие, когда его грудь опадает и вздымается. Ему даже кажется, что он слышит, как бьется ее сердце. Как оно едва не разбивается.
Наконец утренний прием закончен, и Фрэнсис ведет Дэвида обедать. Даже утонченный принц должен иногда есть, а после полового акта у Его Высочества неизменно зверский аппетит, обычно утоляемый на дворцовой кухне тарелкой супа из головы вепря, свежим хлебом с травами и доброй кружкой меда. Либо бутербродом с жареным яйцом. Лучше всего спать с помощницей повара, тогда нет нужды далеко таскаться за провиантом. А в Лондоне и ближайшая «Пицца-хат» сойдет. Фрэнсис, давным-давно округлившаяся и ведущая нескончаемую битву с лишним весом, заказывает греческий салат и отказывается от пончиков с густым запахом дрожжей. Дэвид берет гору хлеба, и зеленого салата, и отвергнутые Фрэнсис пончики, и венецианскую пиццу. Ему нравится идея подпереть осыпающийся фундамент Венеции тонкой лепешкой пиццы, тралить воды Гранде Канале липкими нитями сыра. Они взяли бутылку белого вина на двоих. Дэвид предпочел бы хорошее шампанское, но Фрэнсис легче удержаться от второго стакана фирменного напитка заведения, чем от хорошего шампанского. Она выпивает бутылку минеральной воды без газа.
Клиенту, назначенному на три часа, уготована трудная и торопливая жизнь, а уставшее тело Фрэнсис становится доказательством постфеминистского стремления успеть все. К тому же Фрэнсис из тех женщин, которые знают, чего хотят. Правда, ее жизнь организована немного лучше, чем у других женщин. Пока Дэвид уминает фруктовый торт с капуччино, она звонит по вездесущему мобильнику домой, чтобы попросить няньку задержаться вечером на два часа, — массаж ног и десять фунтов сверху. И заодно отменяет завтрашний ланч с Кушлой. Кушла об этом еще не знает. Фрэнсис оставляет ей сообщение, благословляя цивилизацию автоответчиков, переместившую личные разборки на сниженный тариф вечерних часов и выходных дней.
Дэвид не слышит, как Фрэнсис наговаривает на автоответчик. Он как раз удалился в туалет, где вынимает волокна шпината, застрявшие меж его идеальных зубов. Эти прекрасные зубы, выращенные волевым усилием, когда принцу исполнилось три месяца, рвали набухшую молоком грудь матери и прокусывали насквозь кожаные уши коня-качалки. Игрушку смастерили еще для Кушлы — чучело из взрослого шетландского пони, дабы дети полюбили лошадку еще крепче. Зубы принца крепки, белы и сверкают, как в рекламе. Он улыбается своему отражению. Предобеденный секс — непревзойденное средство для улучшения аппетита. Аппетита ко всему. Теперь принц готов допить вино и остатки кофе, хорошенько вздремнуть, а потом, возможно, снова поразвлечься с Фрэнсис. И, конечно, все это — работа, а не только удовольствие. Он занят делом.
Дэвид украдкой измеряет пульс Фрэнсис и обнаруживает тоненький стук сердца Кушлы. Он целует Фрэнсис и узнает шелест легких сестры. Вероятно, секс с Дэвидом усложнит жизнь Фрэнсис — принц даже не задумывается о последствиях. Возможно, брак Фрэнсис, ее связь с Кушлой окажутся под угрозой — побочные эффекты Дэвида не интересуют. Его волнует исключительно собственная миссия. Подобраться поближе к сестре, проникнуть в ее жизнь, остановить резню любовников и вынуть младенческое сердце в качестве доказательства проделанной работы. Дэвид слишком долго предавался сладкому безделью в родной стране. Теперь он при деле, и это ему нравится, у него есть работа, и он доволен. А какие льготы на новой службе! Подобно менеджеру фирмы, который тратит рабочее время и немалые деньги на ценного клиента, Дэвид не только уладит проблему с Кушлой, но и попутно вволю угоститься сладким бисквитом страсти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70