Чтобы проверить предположение я отправился однажды ночью с Арнольдом – но перед этим я несколько недель! просидел в классе, чтобы доказать тем, кто за мной следит, что я чист – в старый пивной склад на Парк авеню, в тот самый, где он увидел меня – жонглера. Шел дождь, мы сломали замок, зашли в темное нутро склада, зажгли фонарь. Крысы носились у нас под ногами, валялись жестяные пивные чаны, бочки. Одна из них была под завязку набита долларами. Мы погрузили эту бочку на тележку Арнольда и отвезли ее домой. С той самой полуночи мы стали с ним партнерами в нашем деле и являемся ими и поныне.
Но я не хочу даже предполагать, что все, что я нашел было именно всем его богатством. Чем больше он имел, тем больше хотел иметь. Уж я-то знал его! Я еще раз изучил записи и, наконец, понял, что он хотел сказать мне. Если уж мир, сказал он, заключен в самом себе, то он будет тянуть его богатства к себе, и чем хуже будут становиться обстоятельства его выживания в этом мире, то тем хуже для мира – он все равно будет тянуть деньги к себе, он все равно не остановится, он будет прибирать к рукам все, что имеет ценность: деньги, акции, долговые обязательства, фишки из казино, он будет хранить это увеличивающееся богатство где-нибудь недалеко от него. А в конце концов он спрячет все это в таком месте, про которое даже никто не подумает, что он может спрятать, и если он не придет за богатством, то секрет его клада умрет вместе с ним. Если, конечно, не найдется ушлый, который разгадает тайну.
Теперь я знал все, и зная все, со спокойной душой вернулся в школу. А что? Школа – отличная идея. Испытание не из легких, после моей немного другой учебы, но я был силен духом и сидел в классе, продолжая обучение, а после классов работал в рыбной лавке за пять долларов в неделю, носил белый фартук, весь в рыбьей крови и исхитрялся вести себя обычно, утешаясь мыслью, что за мной все время следят.
Спустя год после смерти мистера Шульца, человек с плохой кожей попал в тюрьму. Его засудил тот самый Томас Е.Дьюи. Я немного знал о правилах мафиозных структур – когда приходило время или обстоятельства заставляли меняться, то интересы в делах менялись тоже, проблемы вставали новые и возникали новые дела. Про старые, нерешенные, забывали. Поэтому уже через год можно было отправляться в провинцию не опасаясь за свою жизнь. Но я не торопился. Я был единственным обладателем и хранителем тайны. Во время учебы в школе меня посетило некое откровение: мне было дано знать, что я живу в непростом мире, а в насквозь пропитанном гангстеризмом социуме. Полная правда об этом вскрылась спустя несколько лет, с началом Второй Мировой. А пока я закончил школу, затем перешел учиться в Манхэттэн в школу для избранных и талантливых, а потом прыгнул еще выше в колледж Айви Лиг. Факультет я вам, разумеется, не назову. В колледже я сам платил за тьютора, полновесной наличностью, встречаемой с должным пиететом. Окончил я его отлично, пройдя курс военной подготовки, вскоре оказался в армии США в чине лейтенанта.
В 1942 году человека с плохой кожей выпустили на свободу, Томас Е.Дьюи, уже губернатор, простил его и добился его депортации на родину, в Италию. Вообще губернатор тогда добился еще большей популярности за свою деятельность по укреплению тылов, очищая Нью-Йорк от саботажников и пособников Гитлера. Но я в то время был уже за морем, воевал в разных частях света, богатство мое хранилось невостребованным вплоть до окончания войны в 1945 году. Вот, собственно, и все, что я хотел рассказать в этой книге. Ядовитый читатель сам вычленит пропущенные мной факты, сам догадается, где я приукрасил, а где умолчал. До сих пор не стихают споры по факту исчезновения всего капитала мистера Шульца, никто его так и не нашел. По слухам он был запечатан в почтовые мешки и не было в этих мешках денег в номинации меньше чем тысяча долларов. Мое послевоенное я, разумеется, здорово изменилось, я стал с удивлением ощущать, что отношусь к богатству иначе – как к монументу стяжательства и дикой пиратской страсти к кладам. Так мы смотрим на старые портреты или слушаем песни тех, кто давно умер. Впрочем все эти шебуршания чувств ни в коей мере не повлияли на мою решимость пользоваться кладом и дальше.
* * *
Я подхожу к самому концу пересказа о моих мальчишечьих приключениях. Кто я сейчас? Что делаю? Вращаюсь ли в тех же криминальных кругах или нет? Где и как я живу? Пусть все эти вопросы останутся тайной. У меня есть имя и оно в достаточной мере известно. Хочу признаться, что на меня оказало влияние слов мистера Бермана о числах – я не раз пробовал проделать процедуру им предложенную, собрать все числа, перемешать их, подбросить в воздух и посмотреть что выйдет. Новый язык, новая книга. Извращенные мысли человека-числа, увы, не сработали. Разбросав вымысел, клинопись, иероглифы, буквы, цифры, свет, жизнь, любовь, все рациональное и нерациональное, я не мог получить ничего нового – все по-прежнему превращалось в того же Билли Батгейта, в малыша, в толкового парнишку, в мое «я», которое было, есть и останется неизменным. Я уже не верю, что можно сделать новое.
Каким-то утешением служит эта книга. Я рассказал правду о мистере Шульце и обо мне, хотя в некоторых деталях, если вы внимательно почитаете газеты того времени, она отлична от общепринятой. Я сказал правду слов, я сказал также ту правду, которая живет вне слов.
Мне осталось рассказать совсем немногое. Я специально оставил это для последних страниц романа, потому что это ключ ко всему в моей памяти. Событие, не реабилитирующее того мальчика, кем я тогда был, но, возможно, давшее ему шанс на спасение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108