- Так, так, - сказал Державин. - А что же он на происки оных лиходеев отвечает?
- А тем, государь, - ответил старец, и даже руки сложил на груди, - что молчит и, несмотря на все мучения, готов раньше умереть, чем предать твое царское величество в руки злодеев. Мы же, рабы твои, и подавно головы свои к подножью твоему сложить готовы.
И, закрывая лицо руками, старец упал на землю, и его голова несколько раз стукнулась о доски пола.
Державин рывком вскочил с места.
Голова у него слегка кружилась. Бледный и перепуганный стоял около стены Дюпин.
Державин поднес руку к лицу.
- Неплохо, - сказал он с усилием, - очень неплохо, только кудревато здорово. Надо проще. - Он вплотную подошел к старцу. - Смотри там, как нужно будет. Буде выйдет иначе - говори, что ты просто перебежчик. Убежал-де от преследования, не хочу, мол, старую веру бросать. Через край не перехватывай, много не болтай! Чем меньше тобой интересоваться будут - тем для дела лучше! Что раз сказал, того и держись!
Старец кивнул головой.
- Как ты пристанешь к толпе самозванца, так ты уж из нее и не выходи. Проникни к нему в доверие, сделайся своим человеком - тебе это легко. Он сам вашей веры. А ты грамотный, пиши ему письма, указы, реляции, пиши и запоминай. Однако делай так, чтобы никакого подозрения на тебя не было. Ты должен быть в глазах самозванца паче снега белого. Понял?
Старец кивнул головой.
- А выдашь себя - на нас не пеняй. Мы тебе в сем деле не помощники. Выручать тебя не будем, и своя голова не дюже крепка. Так что держись настороже. Понимаешь?
- Понимаю, ваше благородие, - сказал старец Иов. - Все понимаю.
- Для связи со мной и для всех прочих дел у тебя есть Дюпин, который для сего нарочно мною выделяется. Ему все передавай. Он все обязан принять и доставить. Теперь второе дело.
Он подошел к столу и, выдвинув ящик, вытащил запечатанный сургучом конверт.
- Вот, - сказал он, подбрасывая его на ладони. - Сие письмо по дороге передашь из рук в руки коменданту Симонову. Если что нужно будет - он тебе поможет. От моего имени скажи, чтобы держались они до последнего, ибо я тоже недаром здесь все время провожу. - Он посмотрел на старца, на Дюпина. Скажу вам, как людям острым и верным, - сюда идут войска из Астрахани. Четыре гусарских полка. Все на лошадях. С ними сорок пушек. Я же остался тут для закупки провианта, как войска придут, мы ударим на самозванца.
Дюпин молча кивнул головой. Старец посмотрел на Державина, и какая-то быстрая, почти неуловимая глазу гримаса прошла по его лицу.
- Сие тоже ваше высокоблагородие всем передать приказать изволит? спросил после небольшой паузы.
Державин пытливо посмотрел ему в лицо и на минуту замедлил с ответом.
- Да, сие тоже надлежит распространять, - сказал он после минутного молчания.
- Четыре гусарских полка идут из Астрахани. А ваше высокоблагородие оставлены в Малыковке для того только, чтоб заготовлять фураж. Так?
Державин подошел к столу и спрятал письмо.
- Когда думаете ехать? - спросил он отрывисто. - Вам еще собраться нужно.
- Какие у нас сборы, ваше высокоблагородие. Завтра солнышко встанет, мы и тронемся.
- Так, ну идите отдыхайте, - сказал Державин. - Завтра получите письмо и деньги.
Он проводил их глазами и сел писать донесение Бибикову.
"Приехав десятого числа в Малыковку, - писал он, - где того ж
числа приискан старанием 22, 11, 21, 11, 7, 21, 35, 15, 19, 8, 6, - и
9, 6, 21, 1, 22, 14,17,19, 8, 6 Серебрякова и Герасимова. и послан
был сюда дворцовый красноярский крестьянин Василий Григорьев сын Дюпин
для привозу ко мне с Иргизу старца раскольничьего Иова, на которого
они надежду полагали, что он может исполнить положенное на него дело,
почему тот старец ко мне сегодня и привезен. Я, изведав из слов его
усердие к службе ея величества и испытав способность, а паче положась
на тех, которые его представили, наложил на него дело, для которого я
послан. Он, взяв с собой в товарищи вышеописанного Дюпина и еще одного
ему надежнейшего, хотел исполнить следующее: 1) Разведать, в каком
состоянии подлинно Яик, отдать от меня письмо к Симонову и от него
прислать с одним из своих товарищей ко мне. 2) С другим своим
товарищем идти в толпу Пугачева под Оренбург, там стараться разведать,
сколько у него в толпе людей, сколько пушек, пороху, ядер, провианту и
откуда он все сие получает. 3) Ежели его разобьют, куда он намерен
бежать. 4) Какое у него согласие с башкирцами и с калмыками, и нет ли
у него переписок с киргизами или с какими другими отечеству нашему
неприятелями. 5) Стараться разведать все его нам злодейские мысли и о
том, ежели что ко вреду нашему служить будет, давать знать нашим
командам. 6) Не можно ли как его заманить куда с малым числом людей,
дав знать наперед нашим, чтоб его живого поймать можно было".
Державин дошел до седьмого пункта и остановился. То, о чем он должен был писать дальше, казалось ему таким естественным, когда думал об этом наедине с собой, сейчас, глубокой ночью, при свете свечей, было так страшно, что он несколько минут колебался, прежде чем переложить мысли на бумагу. Но эта мысль, случайно зародившаяся в его голове, все-таки должна была лечь на бумагу.
Кажется, он даже был рад этому. Пусть главнокомандующий знает, что он пойдет на все. Пусть ему будет даже стыдно и больно, как стыдно ему, Державину сейчас.
Итак, пункт седьмой.
"7) Ежели живого не можно достать, то чтобы его стараться убить,
а меж тем в главнейших его посеять несогласие и раздор, дабы тем можно
было разделить толпу его и рассеять в разные части".
Вот и все. Как просто и как мало. А сколько яду таится в этих простых словах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60