Еще в январе! И, наконец, какая необходимость? Я же сдал разработку, испытания прошли успешно, — возразил Горлов.
— Ничего не могу для вас сделать, — отрезал Котов, и Горлов физически ощутил его неприязнь. Пожевав губами, Котов неожиданно спросил: — Давно хочу узнать, почему в вашем секторе постоянно болтается Рубашкин? Что ему у нас нужно?
В словах Котова был какой-то неприятный подтекст и Горлов замешкался.
— Имейте в виду: к Рубашкину есть вопросы, очень много вопросов! Если бы он сам не ушел из моего отдела, то пришлось бы его подтолкнуть — Котов подчеркнул слово «моего». — Да, подтолкнуть, больно подтолкнуть. Сейчас же сложилась ситуация, когда вообще непонятно, может ли он с его взглядами работать в нашем Объединении, причем в нашей газете. Ведь газета — это идеологический фронт, важнейший его участок. А Рубашкин спелся с весьма подозрительными личностями, и даже, не имея специального допуска, самовольно встречается с иностранцами. Как вы, товарищ Горлов, это объясните?
— Что я должен объяснять? Рубашкин принимал участие в нашей работе, теперь готовит о ней очерк для «Ленинградской правды». Естественно, он к нам приходит. — Горлов вспомнил, что Петр и вправду как-то обмолвился, что хочет написать очерк.
— Так вы считаете естественным, что не внушающий доверия человек постоянно отирается в режимно-секретных помещениях, — угрожающе тихо вставил Котов. — Кстати: что Рубашкин конкретно сделал по вашей тематике?
Горлов занервничал, догадавшись, куда клонит Котов. После перехода на другую работу Петр не должен был даже касаться бумаг с грифом, не то чтобы их писать!
— Так, что конкретно делал Рубашкин? — настойчиво переспросил Котов.
Горлов стал вспоминать, когда Рубашкин ушел в газету и что успел подписать до ухода. Конечно, на документах последнего года его фамилии нет, их подписывала Марина Богданова.
— Помните, Виктор Михалыч, наша разработка началась по вашей инициативе три года назад, — Горлов тут же понял, что попытка польстить Котову не удалась.
— Вы мне зубы не заговаривайте! Берите бумагу и пишите объяснительную записку! — повысил голос тот.
— О чем писать? — растерялся Горлов.
— По сути поставленного вопроса: что конкретно сделал Рубашкин.
— Я не помню.
— Так и пишите: что Рубашкин делал, не помню.
— Зачем передергивать? Я знаю, что делал Рубашкин, но сейчас у меня нет номеров и литер той документации, по которой он был ответственным исполнителем.
— Приказываю сейчас же, здесь в моем кабинете написать объяснительную записку, — не сдержавшись, закричал Котов. С неожиданной быстротой он подскочил к дверям и позвал секретаршу: — Галина Анатольевна, зайдите. Надо составить акт, что Борис Петрович отказывается выполнить мой приказ.
Горлов наконец понял, почему Котов скандалит: не попал в список премированных.
«Хорошо, что Петя действительно работал по этой теме. В секретном отделе наверняка сохранились рабочие спецтетради Рубашкина. Если начнется служебное расследование, — а судя по всему, дело к тому идет, — мы хоть двадцать объяснительных составим, не подкопаешься».
— Давайте акт! — успокоившись, согласился Горлов.
— И наш именинник здесь! Вы не заняты, Виктор Михайлович? — в открытую дверь заглядывал Слава Лахарев. Он был приветлив всегда и со всеми, хотя работа у него была склочная: Слава заведовал лабораторией нормоконтроля. От него зависело, сколько будут зарабатывать монтажники, чертежники, слесари и прочий рабочий люд. Наверное, за удивительные способности все улаживать его и выбрали парторгом отдела.
— Заходи, Слава, третьим будешь. Как раз тебя не хватает, чтобы на меня акт накатать, — сказал Горлов.
— Борис Петрович отказывается выполнить мой приказ, — разъяснил Котов.
— Виктор Михалыч хочет, чтобы я сию минуту, здесь написал объяснительную записку, связанную с секретными документами. Заявляю официально в присутствие парторга, что готов это сделать только в первом отделе в учтенной тетради. Прошу записать мои слова в акт, — сказал Горлов.
— Какой акт? Секретные сведения надо записывать, как положено, — недоумевая, сказал Лахарев.
— Борис Петрович меня не так понял. Я просил обратить внимание… — Котов замялся, замолчал и, сев за стол, машинально взял телефонную трубку. Повертев в руках, он бросил ее на место и сказал секретарше: «Идите, Галина Анатольевна, работайте!».
— Я тоже пойду, — сказал Горлов.
— Что произошло? — спросил вышедший следом Лахарев.
— Котова послушать, Рубашкин чуть ли не шпионом стал…
— Это я тоже слышал. Похоже, нашему Петру одна дорога — в кооператоры. Но из-за чего Котов на тебя взъелся?
Горлову показалось, что Лахарев знает причину, но ему неудобно заговаривать о премии, тем более, что сам не обижен — ему причиталось тысяча двести рублей. Поэтому Горлов только пожал плечами: мол, черт его знает.
— Не вовремя ты с Котовым забодался, он мужик пакостный. Дружков подговорит, те проголосуют не так, как надо, и сгорел твой партбилет без дыма и запаха, как чистый спирт, — понизив голос, сказал Лахарев.
— А то ты не можешь заранее поработать с кадрами? С твоим-то опытом партийной работы? — Горлов сделал вид, что шутит.
— Опыт опытом, но теперь не то, что раньше: райком высказал мнение, и все — единогласно! Сам понимаешь, гласность на дворе! А что до опыта, так Котов нам всем фору даст. Вот у него опыт — это опыт. С тех пор, как он генерального снял ему никто не перечит. Очень поучительная история. Он тебя как букашку придавит, станешь вкалывать простым инженером, ахнуть не успеешь!
— А кто тогда будет первые места и переходящие знамена обеспечивать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168