В этом смысле мы — коллеги и единомышленники. К тому же вы — талантливый человек уже сделали и еще много сделаете для нашей армии, у вас большое будущее. Откровенный, товарищеский разговор намного полезнее с точки зрения высших интересов, и нашей, если хотите, общей цели. А допрос в сущности есть ни что иное как процессуальная форма ведения следствия, одна из его стадий. Но ведь эта форма или стадия не всегда обязательна, к тому же она никуда не денется, если вы не сделаете надлежащих выводов.
У Горлова отлегло от сердца, он понял, что уголовного дела возбуждать не собираются.
— Я секретных документов не разглашал и законы не нарушал, а если что-то и было, то вы не докажете, — осмелев, сказал Горлов.
— Борис Петрович, дорогой! Вы совсем ничего не поняли. Ведь, я об том и толкую, что не жду ваших покаянных признаний. Вы, разумеется, уверены, что раз ваша сотрудница слегка прихворнула, так и концы в воду? Чтобы рассеялись ваши заблуждения, достаточно посмотреть в зеркало: все доказательства у вас на лице, и мне не надо ничего доказывать…
— Что вы имеете в виду? — не понимая к чему тот клонит, спросил Горлов.
— Используя подчиненное положение потерпевшей Богдановой, вы склоняли ее к половому акту в извращенной форме, пытались изнасиловать. Разумеется, ее психика отреагировала адекватно сложившейся ситуации.
— Что за ерунда? — возмутившись, закричал Горлов.
— И свидетели найдутся, множество свидетелей. Вас поместят в обычную камеру, у постоянных обитателей которой свои взгляды на мораль и органическая неприязнь к насильникам, очень большая органическая неприязнь. Дальнейшее, уверяю вас, только вопрос времени — вы сами во всем признаетесь, даже в том, чего не совершали, лишь бы с вас сняли это позорящее подозрение.
— Вы сами знаете, что это клевета, — почему-то шепотом ответил Горлов.
— Процессуально закрепленные факты не могут быть клеветой, они являются неоспоримыми доказательствами. Жаль, вы не юрист, иначе, сразу бы поняли, что я имею в виду.
— Но ничего этого не было!
— Вы говорите, что не разглашали сведений, составляющих государственную тайну, и я вам верю, поскольку, как вы считаете, у нас нет доказательств. А когда я, опираясь на известные факты, говорю, что вы хотели изнасиловать свою сотрудницу, вы не верите. В сухом остатке получается: я вам верю, а вы мне — нет!
Горлов вспомнил наставления Рубашкина. «Что бы Петр ответил, окажись он на моем месте?», — подумал он.
— Я не понимаю вашей логики и зачем, собственно весь этот разговор, Павел Васильевич?
— Видите, как самая ничтожная безделица обретает неожиданную и удивительную трактовку, как только начинаешь скрывать ее от людей? Поймите, я хочу только одного: взаимопонимания. Чтобы мы понимали друг друга. Знаете, умный человек всегда соблюдает чужую тайну много лучше, чем свою собственную. Он будет, как бабочка у лампы, кружить вокруг и мучиться, в конце концов запутается и сам себя выдаст. Вы бесспорно умны, и как я отметил раньше — талантливы. Поэтому не скрывайте то, что скрыть невозможно и не нужно.
— Хотите меня завербовать? — спросил Горлов. Он сидел неподвижно, пытаясь найти выход.
— Вы, вижу, не верите в мои добрые намерения. Поэтому скажу правду, как она есть. Ваше руководство в лице товарища Котова лично за вас ручается. Поэтому, а также вследствие отсутствия умысла и ущерба государству от ваших противоправных — не спорьте, противоправных действий — уголовного дела против вас мы возбуждать не будем, конечно, только в том случае, если Рубашкин чего-нибудь не отчебучит. Так, что работайте спокойно, и присматривайте за вашим другом. Не дай Бог, ляпнет где-нибудь про тактико-технические параметры новой системы наведения… вы понимаете, о чем я говорю?
— У него совсем другие интересы…
— Так и беспокоиться не о чем!
— И вы не будете брать у меня никаких расписок? Никаких обязательств?
— Только одно обещание, если позволите.
«Вот! Теперь влип! Сейчас попросит сообщать о Рубашкине», — подумал Горлов.
— Обещайте не читать плохих детективов и поменьше обращать внимание на то, что говорят наши общие недруги. Это единственное, о чем я вас попрошу. А со своей стороны обещаю всяческую помощь в вашей очень нужной работе. Слышал, вы собираетесь защищать докторскую диссертацию?
— Хотелось бы, но времени мало.
— Со временем помочь не смогу, а вот осадить ваших недоброжелателей — это в наших силах. Например, ваш шеф Котов. Есть мнение, вам давно пора занять его место, тем более, что перевод в Челябинск вряд ли состоится: после ухода Кротова тамошнее КБ хотят закрыть.
«Это даже не игра кошки с мышкой — он все про меня знает», — подумал Горлов.
— Спасибо, Павел Васильевич! — сказал он, видя, что тот уже собрался уходить. Чувство необыкновенной легкости охватило сразу, как только он понял, что все его страхи остались в прошлом. Оно соседствовало с искренней благодарностью к этому человеку, все знающему и понимающему его мысли, может быть, лучше, чем он сам.
— Вы не поверите, Борис Петрович, но я очень часто сталкивался с мелкими и подлыми завистниками. Они испытывают огромное удовольствие, узнавая о безрассудных поступках своих сослуживцев, и наслаждаются, когда эти поступки помогают уничтожить подлинно талантливых людей. Думаю, это свойственно мелким душонкам — их зависть всегда долговечнее чужого счастья. Зависть жаждет унижения того, на кого она обращена, но ум и талант нельзя унизить, поэтому ему мстят, поднимая на него гонения. Рядом с завистью всегда шествуют интриги, клевета и предательство.
А на прощание я скажу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168