Тогда ему казалось, что у будущей, взрослой жизни есть что-то особенное, какая-то тайна, которую он разгадает, как только вырастет.
Было грустно, будто наворачивались слезы, и хотелось плакать оттого, что он потерял и потерял навсегда.
На остановке в Бологое Петр проснулся с чувством голода и головной болью. От неудобного кресла ломило тело, и остаток пути Петр смотрел в черное окно, мечтая добраться до дома, принять горячую ванну и улечься в теплую, чистую постель.
2.15. «Литературная газета» выступила… Что дальше?
Юрий Щекочихин:
ДЕЛО ОБРАЗЦА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМОГО
На Съезде народных депутатов СССР, на сессиях Верховного Совета впервые за десятки лет открыто и остро говорилось о роли КГБ в жизни страны, о необходимости постоянного контроля за его деятельностью. Был образован постоянный депутатский Комитет по вопросам обороны и государственной безопасности, вниманию которого мы и предлагаем проведенное газетой расследование. Возможно описанное — это единичный случай, но он, как нельзя лучше убеждает, что общество должно иметь гарантии от незаконного вмешательства КГБ в вопросы, не относящиеся к сфере национальной безопасности.
Ведь бывает же так: вдруг налетит ощущение предстоящей беды. Оно настолько сильное, что целиком поглощает человека, прижимает его к земле, и невозможно сообразить, что и с кем может случиться: с родными? с друзьями? с самим собой?
Ленинградец Константин Брусницын, находящийся сейчас в следственном изоляторе «Кресты», хорошо помнит, что в тот день, сразу после встречи Нового Года ему было как-то не по себе.
Накануне позвонил дальний знакомый, спросил, можно ли зайти, посоветоваться по поводу каких-то рисунков. Он пришел вечером, но рисунков не принес, и говорил какую-ту чушь. Потом попросил воды — обязательно сырой, из-под крана — и на пару минут остался один в заваленной книгами комнате.
Знакомый ушел, а на следующий день в квартиру позвонили.
«Телеграмма», — услышал Брусницын женский голос, но, открыв дверь, увидел милиционеров и несколько человек в штатском. Майор и капитан милиции с двумя в штатском назвались сотрудниками уголовного розыска, пожилая женщина оказалась понятой, а остальные никак не представились. Потом предъявили подписанное прокурором постановление, но обыск долго не начинали — не было второго понятого. Наконец вошел еще один человек, которого сперва приняли за опоздавшего. Но ошибка вскоре выяснилась — это был приятель Брусницына, член Ленинградского народного фронта, журналист Петр Рубашкин. Его не выпускали до конца обыска, и благодаря этому нам стали известны подробности этой истории.
Обыскивать начали прямо с книжных полок. Через несколько минут на четвертой снизу нашли коробку из-под папирос, а в ней пакетик с сероватым порошком — позже оказалось, что это сильнодействующий наркотик иностранного производства. Согласитесь, странно, что незваные гости буквально с порога кинулись искать наркотики не в домашней аптечке, не в укромных уголках, а на книжной полке среди книг Замятина, Ахматовой и Бродского, изданных за границей. Будто знали, где и что лежит!
Когда зазвонил телефон, один из непредставившихся грубо оттолкнул Брусницына. На требование предъявить документы показал новенькое удостоверение — «майор милиции Быстров».
— Будете мешать — наденем наручники, — объяснил «майор». — Считайте, вы уже осужденный. Ваша жена арестована и дает признательные показания, теперь — ваша очередь!
Потом один из обыскивающих сказал «Ага» и предъявил понятым книгу Замятина «Мы», сборники Цветаевой, Ахматовой, Иосифа Бродского, «Архипелаг ГУЛАГ» и другую, как он выразился, «антисоветскую писанину, изданную на Западе за счет иностранных разведок».
Брусницына увезли и через два дня предъявили ему обвинение по нескольким статьям УК РСФСР, включая пресловутую 190-ю («антисоветскую») и 224-ю ч. 3 (незаконное хранение наркотиков без целей сбыта).
Никто из тех, кто знал Брусницына, ни на секунду не поверил, а обвинение в «хранении литературы, порочащей Советскую власть» восприняли как откровенную провокацию против процессов гласности и перестройки, идущих в нашем обществе. Ленинградская интеллигенция стала протестовать. Поднялся шум и на Западе. Знаменитые ленинградцы, которых в свое время вынудили покинуть Родину начали кампанию в печати и по радио. Респектабельные «Монд», «Цайт», «Нью-Йорк ревью» уже успели опубликовать сообщения об очередном «ленинградском» деле.
Дело в том, что Константин Брусницын хорошо известен, как историк, критик и переводчик. Он более 20 лет занимается литературной работой, является членом Союза писателей СССР. С началом перестройки Брусницын стал публиковать в журналах и газетах и политическую публицистику, вошел в руководство ряда демократических общественных организаций, в частности — Ленинградского народного фронта. Трудно, невозможно поверить, что такой человек может быть тайным наркоманом!
Разумеется, ответить на этот вопрос могла бы простейшая судебно-медицинская экспертиза. Но следователь ее упорно не назначает, хотя Брусницын и его адвокат уже успели подать несколько ходатайств. И мы понимаем, почему. Ведь результаты экспертизы и камня на камне не оставят от выдвинутых против Брусницына и его жены обвинений.
Впрочем, для установления истины в деле Брусницына можно обойтись и без экспертиз. Достаточно признать, что при проведении обыска в протокол не были внесены все присутствовавшие при этом лица, в том числе упомянутый выше журналист П. Рубашкин. По его словам (соответствующие письменные объяснения вместе с жалобой адвоката С.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168