Герман говорил вежливо, Кузнецов нависал над хлипким посредником разъяренным медведем, тряс за грудки мощными ручищами:
— Колись, сука, если не хочешь попробовать глазунью из своих яиц! Где бабки, урод?!
Насмерть перепуганный Владик отнекивался, мешая слезы и сопли: знать ничего не знаю, познакомился с фирмачом в ЦМТ, взял визитку и реквизиты, передал вам, получил комиссионные, но если вы так, то могу вернуть. Похоже, не врал. Пришлось отступиться.
Положение выглядело безнадежным. Ну какой нормальный человек, будь он русским, индонезийцем или чукчей, будет что-то делать, получив девятьсот тысяч долларов? Да никакой, ибо это означало бы революцию в психологии.
Рамадан Хананг Картамихарджа. Чтоб тебя крокодилы съели. Те самые семиметровые гребнистые крокодилы, которые, как выяснил Герман, от безысходности заглянув в энциклопедию, водятся в этой долбанной Индонезии.
Если, конечно, виноват ты, в чем у Германа были сомнения.
Между тем срок возврата кредита банкирам и центру НТТМ, десятое января, приближался с неотвратимостью снежной лавины. Вечером тридцатого декабря собрались на Олсуфьевском, подвели предварительные итоги. Баланс выглядел неутешительно: минус четыре миллиона рублей с хвостиком. Иван Кузнецов мрачно прокомментировал:
— Знаете, как это называется? Вот как: пошли по шерсть, вернулись стриженными.
— А опыт? — хмуро, без привычной насмешливости возразил Тольц. — Опыт, по-твоему, ничего не стоит? Утешимся тем, что могло быть и хуже.
Послали Марину купить в коммерческом ларьке водки, выпили за то, что не получилось хуже. Молча покурили, разлили по новой. Но выпить не успели, во входную дверь позвонили. Марина пошла открывать, через минуту вернулась:
— Там какой-то немец. Что-то лопочет, я не могла понять.
Ян, немного знавший немецкий, отправился объясняться с таинственным немцем. Минут через десять заглянул в кабинет:
— Отвлекитесь, джентльмены. Хочу вам кое-что показать.
Герман и Кузнецов вышли на улицу и ахнули: весь переулок до улицы. Россолимо и затем до Зубовской площади был заставлен большегрузными фурами. На серебристых, блестящих от мокрого снега бортах красовался логотип западногерманского транспортного агентства. Фур было одиннадцать, в них были сигареты «Кроун». Как оказалось, немецкие водители почти месяц не могли получить визу на въезд в СССР.
Вновь оказавшись в кабинете, дружно взялись за стаканы.
— За этого, блин, Карджимарджи! — провозгласил Иван.
— За уважаемого господина Рамадана Хананга Картамихарджа, — поправил Ян, успевший, как и Герман, наизусть выучить непроизносимое имя загадочного партнера, которого они так никогда и не увидели.
— Нет, за него потом, — возразил Герман. — А сейчас — за дружбу!
Ян внимательно, с привычным насмешливым прищуром посмотрел на него, но ничего не сказал.
Недели через две, когда бурный поток дел обмелел и выдался свободный вечер, Герман устроился на кухне, единственном месте в доме, где можно было курить, обложился договорами и платежками и принялся подбивать бабки. Он предполагал, что в итоге будет прибыль, возможно — приличная, но такого результата не ждал. В плюсе оказалось два миллиона семьсот двенадцать тысяч долларов. Он не поверил своим глазам. Снова и снова пересчитывал. Еще раз. И еще. Цифра не уменьшалась. Два миллиона семьсот двенадцать тысяч. Долларов. Чистыми. По девятьсот тысяч на нос.
Господи Боже! Девятьсот тысяч. Это же почти миллион!
Первым его движением было разбудить Катю. Но он сдержался. Третий час ночи. Сын приболел, капризничал, Катя не высыпалась. Пусть спит. Но невозможно было ждать до утра, Герман чувствовал, что его разорвет, если он сейчас же, немедленно, не поделится с кем-нибудь переполнявшим его ликованием.
Телефон Тольца не отвечал, последнее время Ян спал со снотворным. Ивана разбудить удалось.
— Вали в офис, немедленно, — приказал Герман.
— Что стряслось? — всполошился Кузнецов.
— Узнаешь!
Расчеты поразили его даже больше, чем самого Германа, потому что итог свалился на него сразу, без подготовки.
— Не может быть! — заявил он и сам взялся считать — раз и другой, и третий.
Не было ни одной ошибки. Ни единой. Они сидели в старом особняке в центре спящей Москвы, ошеломленные, как заговорщики, которым сообщили, что их план дворцового переворота увенчался полным успехом.
Потом Иван оторвался от бумаг и поднял на Германа растерянный и как бы недоумевающий взгляд:
— Слышь, Герка, это самое, как его… И что мы будем с этими бабками делать?
IV
Ввязываясь с авантюру с валютой, Герман прикидывал, какое оборудование для кооператива «Континент» сможет купить, как продвинет спортивные тренажеры с улучшенным дизайном на европейский рынок. Но как крестьянин, неожиданно обнаруживший при вспашке своего убогого поля золотоносную жилу, сразу забывает про урожай и устремляется лихорадочно разрабатывать жилу, так и для Германа мгновенно обесценилась вся деятельность «Континента». Рентабельность его подразделений не шла ни в какое сравнение с прибылью, которую приносили операции с валютой — до ста и даже до двухсот процентов от вложенных средств.
В том, как деньги прилепляются к деньгам, как с каждым оборотом, будто ком из свежего влажного снега, нарастает прибыль, Герману виделось что-то неестественное, ненормальное. Он привык, что за каждым заработанным им рублем стоит нечто материальное, эти же деньги возникали как бы из воздуха, из ничего. Уже через несколько месяцев доля каждого из компаньонов перевалила за два миллиона долларов. Но и при этом для Германа они были не более реальными, чем когда он дал согласие сотрудничать с Тольцем и Кузнецовым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81