И тогда появляется тень. Кто это – крыса, просто отозвавшаяся на мой призыв, или именно та крыса, которую я жду?
Я радостно пищу, надеясь, что это Рыжая. Но это мой сосед из гнезда, которое было рядом с нашим. Он тоже вернулся, он тоже ищет. Когда-то я гнал его подальше ударами задних лап и укусами зубов за шею. Теперь же и он, и я настолько ошарашены отсутствием бетонной стены, что мы проходим мимо друг друга и расходимся в разные стороны – каждый в поисках своей норы.
И я опять попытаюсь пролезть в щель, и опять буду вынужден отступить, и снова встречу бывшего соседа, и, хотя раньше такого никогда не бывало, пойду за ним, а он пойдет за мной, потому что только я и он, только мы двое будем напоминать друг другу о тепле наших гнезд, о запахе наших самок и попискивании потомства о том, чего уже нет…
В том месте, где стояла стена, теперь пустота, песок, щебень, гравий – ничто… Не осталось даже следа тех запахов, той жизни. Я брожу кругами, пораженный ощущением, что вновь открываю то, что уже прожил, уже видел, то, от чего я бежал всю свою жизнь…
Я буду искать, сам себя не понимая, сам себе не веря. Буду тыкаться в нору, наполовину засыпанную песком, и вдруг услышу сзади полный ужаса писк. Обернусь и увижу, как самца из соседней норы уносит в когтях большая, белая, как снег, сова. Ее бесшумные крылья будут четко выделяться на фоне тумана и серости – серости, в которой так хочется спрятаться, зарыться поглубже… И я побегу вдоль бетонного желоба, прислушиваясь к затихающему вдали писку.
Засохший кусочек сыра останется там, позади, среди песка и гравия.
Я думал, вспоминал, что же меня больше всего поразило. Кто меня напугал? Толпы топающих, орущих, кричащих, колотящих по стене молотками и кулаками людей? Но разве я не мог бы поселиться с любой стороны от этой стены, которую они разбили, развалили, растащили?
Стена пала, но город-то по обе стороны от неё остался таким же, каким и был. Так почему же я убегаю, даже не оборачиваясь назад и не помышляя больше о возвращении? Почему?
Мое гнездо разорили, моих малышей убили, моя самка погибла, задохнувшись под грудой песка и бетона.
Но я – то выжил, я дышу, я существую, я есть! А кругом полно подвалов, нор, подземных проходов, труб, каналов, складов… Достаточно перебраться ближе к набережной и там устроить себе новое гнездо – надежное, укрытое, недоступное.
Так почему же я хочу уйти и никогда больше сюда не возвращаться, словно этот город смертельно обидел меня?
Незадолго до того, как пришли рушить стену, ещё до того, как люди прибежали, ворвались в Зону Тишины, до того, как раздался лязг гусениц, рев бульдозеров, удары ломов и молотков, буквально за несколько дней до этого я слышал во сне знакомый, пугающий звук – голос, который я помнил по другому городу, голос, который я слышал в другом гнезде.
Откуда он доносился? Из-за стены? Но с какой стороны? Может, его усилило отраженное от стен эхо, и потому казалось, что голоса деревянных дудочек доносятся одновременно из разных мест, что на них играют сразу много людей?
Я вспомнил тот далекий звук сначала над сточным колодцем в порту и потом, в доме Крысолова – когда он кормил змей крысами, котятами, щенками, голубями. Я заскрежетал зубами, зашевелил ноздрями, чтобы лучше чувствовать, откуда доносится голос дудочки, а он все приближался, обволакивал меня, усиливал мой страх, несся сверху, как будто падал с неба.
Он пел об убийстве, смерти и бегстве. Не о возможности – о необходимости спасаться бегством. Я слушал этот звук то ли во сне, то ли наяву, и меня все сильнее охватывал ужас. Я боролся с терзающим меня страхом, подумывал: а не переселиться ли в другую нору? Но Рыжая спокойно спала рядом со мной, точно не слышала зловещих звуков дудочки.
Прибежали люди, толпы людей. Неужели они сбежались на зов Крысолова? Неужели их призвал назойливый звук инструмента? Отовсюду, с обеих сторон стены, сбежались толпы людей, и голос дудочки растворился в шуме, гвалте, суматохе. Да его все равно никто не смог бы различить, потому что все кричали, колотили в барабаны и тарелки, трубили, стучали. И только мне на мгновение показалось, что я слышу этот голос, но это могла быть просто иллюзия…
Теперь я знаю… Крысолов искал и нашел меня. Крысолов снова победил. Это он привел сюда всех этих людей, которые разрушили всю мою прошлую жизнь. Задрожал бетон, закачались вышки часовых, заскрежетали бульдозеры – и стена рухнула, а я, испуганный и взъерошенный, думаю теперь только о том, как бы выжить.
Неужели я возвращался с верой в то, что здесь могло что-то уцелеть?
Остались лишь обломки разрушенной стены и затоптанное, разорванное пространство. Я сел рядом с тем местом, где была моя нора, и запищал так, точно хотел созвать всех живших здесь не так давно крыс.
Пытаясь раскопать нору в песке и гравии, я до крови содрал себе когти.
Неужели я и вправду надеюсь докопаться до своих детей, до своей самки? Чего я жду? Чего ищу – усталый, испуганный, запыхавшийся, – всматриваясь в бегающие по сторонам лучи фонариков?
Болят окровавленные лапки, из ноздрей капает слизь, глаза режет от набившейся в них бетонно-кирпичной пыли.
Преодолевшие стену люди не видят меня, не замечают, они смотрят выше и дальше. Для них я не существовал и не существую. Пока…
И тут я слышу стон деревянной дудочки и вижу тень играющего на ней человека, который добрался до меня и здесь. А может, мне все это только мерещится?
Я слышу его лишь какое-то мгновение, потому что этот слабый звук дудочки тут же заглушает рев музыки из окон близлежащих домов. Я поворачиваюсь и бегу к ближайшему островку тени, к ближайшей темноте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62