— Что это у тебя двери настежь, как в лесу?Ворчливые интонации ласкали слух.— Забыла закрыть, — вспомнила Вера. Она говорила шепотом, словно Сухарев был видением, которое можно ненароком спугнуть.Егор прошел и сел напротив нее.— Без света сидишь, с открытой дверью. А если воры придут?— Не придут. Они уже приходили.Сухарев поднялся и стал шарить по стене в поисках выключателя. Не нашел, вернулся к Вере и сел рядом с ее креслом на корточки. Вера следила за его движениями с незнакомой для себя боязливой жадностью. Она словно хотела насмотреться про запас, будто Сухарев мог исчезнуть в любую минуту.На нем был незнакомый Вере кожаный пиджак, светлые джинсы и клетчатая рубашка. Если он ей снится, то почему в незнакомой одежде?Точно прочтя ее мысли, Сухарев взял ее руку в свои:— Ты здорова?Вера пожала плечами. Она прислушалась к своей руке. Та чувствовала вполне земную ладонь Сухарева.Она схватила пальцами его ладонь, погладила ее, потом наклонилась лицом и потерлась о нее щекой.— Ты приехал, — со вздохом констатировала она.— Кажется, да, — улыбнулся Сухарев и провел указательным пальцем по ее щеке. — Хотя, честно говоря, ожидал застать у тебя дома несколько иную картину.— Какую?— Домработница готовит ужин, ты сидишь в ванне, вся в белой пене, а нянька укачивает Ксюшу.— Домработница от меня ушла. Ксюшку забрал Коля. Я теперь совсем одна.Вера громко шмыгнула носом. Глаза возвращались на мокрое место.Сухарев опустился на колени и вплотную подвинулся к ее креслу. Он обхватил ее руками, уперся подбородком в ее колени.— Не надо плакать. Мы с тобой свою родим. Со-. гласна?Его глаза в темноте влажно блестели.— Ты.., думаешь… Ты правда думаешь, что мне еще не поздно?— В самый раз, — уверенно отозвался Сухарев и поднял ее из кресла.Теперь они оба сидели на полу, тесно обнявшись, как в ту ночь на турбазе, когда была гроза.— Ты не исчезнешь? — на всякий случай спросила Вера, и Сухарев решительно качнул головой. Вера потерлась о его шею. Шея оказалась колючей и теплой. — А как же твоя турбаза? — спросила Вера и тут же прикусила язык. Потом поспешно добавила:— Если хочешь, я поеду туда с тобой.Сухарев снова покачал головой.— Я думаю, что пришло время попробовать начать все сначала.Вера отодвинулась и недоверчиво взглянула ему в лицо.— Ты передумал выкупать турбазу?Сухарев кивнул. Глаза улыбались.— Я ничего не понимаю. Что-то изменилось?Сухарев снова молча кивнул.— Случилось. Я влюбился.Вера следила за движениями его губ.— Скажи еще, — попросила она.— Я люблю тебя, Вероника. Хочу быть рядом с тобой. Мне все равно где — хоть в лесу, хоть в городе.В поезде, в самолете, под землей, на земле. Есть возражения?— Если бы ты не пришел, я бы сейчас выла на луну, а волки в твоем лесу подпевали бы мне.— И я тоже подпевал бы. С тех пор как ты уехала, я только и делал, что выл на луну.— Послушай! Ты, наверное, голодный! — спохватилась Вера.Сухарев усмехнулся:— А у тебя в квартире найдется что-нибудь помягче, чем этот палас?— В каком смысле?— Ну, кровать воры не вынесли?— Не знаю.Она переместилась в сторону спальни и толкнула дверь. Кровать на месте. Только на многочисленных полках шкафа-купе зияет пустота.— Вещи вынесли, а кровать оставили, — сообщила Вера.— Вот и славно, — заключил Сухарев.Он поднял ее и понес в спальню. Вера почувствовала, как постепенно оттаивает в его руках, как жизнь возвращается к ней. Она с удовольствием пробовала ее на вкус. У жизни был горьковато-пряный оттенок и великолепная смесь ароматов леса. Жизнь дарила ей нежность любимого мужчины, обещала наслаждение, манила за собой в неведомое ЗАВТРА. Впервые за многие месяцы Вера без страха подумала о будущем. Ей уже не казалась невероятной возможность счастья. У нее все будет хорошо. А почему нет? Она выпила до дна свою чашу страданий. Все плохое когда-нибудь кончается.Активное тепло, исходящее от Егора, убеждало ее в этом.И когда потом на кухне он жарил яичницу им на ужин, она почти спокойно набрала на мобильнике телефон больницы и спросила о состоянии матери. Там все оказалось без изменений. Но Вера знала, ей подсказывала интуиция, что ничего страшного сейчас случиться не может. Черная полоса в ее жизни закончилась.Сухарев вошел в темноту и зажег огонь. Эпилог Колеса лязгнули под головой, и поезд с легким скрежетом затормозил. Вероника открыла глаза и поднесла поближе руку с часами.— Полвторого, — сообщил Сухарев с верхней полки.— Ты не спишь?Сухарев покачал головой. Спрыгнул вниз.— Колеса мешают? — улыбнулась Вероника и покосилась на крупный рыжий апельсин, качающийся на столике.— Через полчаса — таможня. И к тому же поезд часто тормозит, боюсь, что ты свалишься с полки.Вероника сладко потянулась и взбила подушку. Сухарев усмехнулся, поймал покатившийся апельсин и стал аккуратно срезать ножиком тонкие полоски корки. Поезд понемногу разгонялся. Вероника жмурилась, попадая в полосы белого света фонарей, и с аппетитом поглощала ватные продолговатые корки. Купе заполнял острый цитрусовый аромат.— Как ты можешь это есть? — ворчал Егор, отрезая очередную тонкую дольку. — Горько ведь?— Не-а, — хитро щурилась она. — Сладко…Покончив с коркой, женщина быстро и заразительно расправилась с сочными дольками.Сухарев подвинулся к ней и осторожно устроил ладонь на ее животе.— У бедного ребенка уже отрыжка апельсиновая, — ворчливо пробормотал он, наклоняя голову. Он приложил ухо туда, где только что держал ладонь.— Что там слышно? — поинтересовалась Вероника. — Что делают дети в два часа ночи?— Его твои апельсины могли разбудить, — бухтел Сухарев. — Ты бы лучше бутерброд съела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104