— Я тоже. Знаешь, я не хочу, чтобы ты уезжала.Сердце Веры сжалось и поползло в живот. Она повернулась и прижалась губами к его плечу.— Повтори, — попросила она.— Я не хочу, чтобы ты уезжала, — ровно произнес он, не глядя на нее. И замолчал.Вера дышала ему в плечо и плакала. Он не хочет, чтобы она уезжала!Целую вечность никто не говорил ей этих слов. И что самое главное — они звучали искренне. Уж в оттенках интонаций Вера хорошо научилась разбираться. Он сам почему-то изо всех сил сопротивляется своему чувству, и именно это вызывало доверие. Хотелось слушать его голос.— Я хочу знать о тебе все. Расскажи мне о себе, — попросила Вера.— Когда-нибудь потом.— Но почему?Это показалось Вере странным.— Сдается мне, что ты тоже бунтуешь. Заперся здесь вдали от людей, никого в свою жизнь не пускаешь. Почему?— Тебя пущу. Но не сейчас, ладно?Сухарев наклонился и нашел в темноте ее губы.Они целовались, сидя на полу — как школьники. Дождь за окном поредел.— Не уезжай, — попросил он шепотом.— Ладно, я побуду еще немного, — так же шепотом ответила она.«Скорая» приехала утром, никаких отклонений в здоровье девочки врачи не обнаружили.— У нее режется первый зуб, мамаша, — устало сообщила врач. — В этом случае может быть не только температура, но и расстройство стула, повышенная нервозность. У вас что — первый ребенок?Не дождавшись вразумительного ответа от Веры, врач посоветовала побольше с ребенком гулять, поскольку после дождя воздух в лесу особенно целебный. Вера собралась и отправилась выгуливать Ксюшку. Пляж был мокрый, каждый след отпечатывался в песке. Вера шла и разговаривала с девочкой. О том, как испугалась за нее вчера и как нехорошо так пугать тех, кто любит тебя.У лестницы ее поджидала Татьяна.— Ну как? Воспаления нет?Вера покачала головой.— Зубки лезут.— Надо же! Так нас всех перепугала, хулиганка!Татьяна весело погрозила пальцем Ксюхе. Та в ответ пустила слюни.— А у вас как дела?— Перелома, слава Богу, нет, но вывих порядочный. Сегодня ездили на рентген.Вера не успела выразить сочувствие, Татьяна отвлекла ее, показывая в небо. Параплан парил над поляной, а рядом невозмутимо завис орел.— А вообще-то, Вера, я очень рада за вас. Ну, точнее, за Егора.Вера открыла было рот, но Татьяна не дала ей возразить:— Я сразу, как приехала, заметила — он другой.Глаза другие. Мы ведь пять лет назад, можно сказать, силком его в свой клуб втянули. В глазах — голая тоска, смотреть невозможно. Стал летать, немного ожил.А сейчас с ним такие перемены…— Какие же раньше у него были глаза? — полуспросила Вера.— Отсутствующие. Весь в себе.— Да, но, наверное, для этого были причины?— Конечно, причины, — согласилась Татьяна и вдруг попросила:— Можно я ее подержу?— Попробуйте. Она у нас дама с норовом, не ко всякому пойдет.Татьяна осторожно взяла Кеющку. Та нахмурила бровки.— Какие мы красивые! Какие норовистые! На маму похожа, вижу. А на папу?— Таня, вы извините… Вы нас не правильно поняли. Это не Егора дочь и не моя.Татьяна вскинула на собеседницу огорченное лицо.— Правда? А я-то думала! Ему бы так нужно семью, ребенка…— Но почему?— Как почему? Ведь его жена погибла беременная, разве он вам не рассказывал?Вера замялась.— Егор всегда обходит эту тему. Ему до сих пор больно об этом говорить.— Да это и понятно. Он столько лет стережет эту реку, где утонула его жена. Словно она может выплыть, понимаете? Как он с ума не сошел до сих пор?Они приехали на месяц отдохнуть, а он поселился здесь навечно. Похоронил себя вместе с ней. У них так долго не было детей, они так радовались…— Так.., тело не нашли? — тихо спросила Вера, зная, что у Егора она об этом не спросит.— Нет… — Теперь Татьяна уставилась на Веру с подозрением. — Так вы и этого не знаете?— Теперь знаю.Она забрала Ксюшку и зашагала вдоль берега в противоположную сторону. В голове пульсировала кровь.Она все поняла. Горло сжимал спазм. Чужая боль облила ее своей неподдельностью. Преданность — качество, которое она превыше других ценила в людях, бесспорно, принадлежало Егору, этому странному лесному сычу.Она должна для него что-то сделать. Что? Купить в конце концов для него эту турбазу, чтобы никто не смог прогнать его отсюда. Она понимает его беду. Больше того, она любит его…Вера вернулась в лагерь и стала искать Сухарева.Его нигде не было.Накормив и искупав девочку, она укутала ее и положила в коляску. Засыпала Ксюшка только на свежем воздухе. Вера катила коляску перед собой по направлению к столовой, когда ее догнал Сухарев.— Пойдем, — сказал он и положил ей в руки букет полевых цветов.Букет был пестрым, горько-ароматным, но Сухарев не дал ей насладиться созерцанием.— Куда мы идем?— Ко мне.Он привел ее к своему флигелю. Коляску со спящей девочкой поставили на веранде и накрыли пологом от комаров. Вечерело. Во флигеле пахло полынью и мелиссой. На столе у окна Вера заметила два высоких бокала и миску с черешней. Ягоды высились горкой, а стебельки торчали в разные стороны. Сухарев чиркнул спичкой, и на подоконнике ожила свеча. Достал из шкафа вино и наполнил им оба бокала:.. И вино, и черешня были одного цвета. Вера села к столу и взяла ягоду. Черешня оказалась упругой и сочной. Сухарев поднял бокал.— Я хочу выпить за вчерашнюю ночь. Она оказалась очень важной для меня.— И для меня, — как эхо повторила Вера.Он пил свое вино, не отрывая от нее глаз. Она проделала то же самое. Краем сознания Вера отметила, что, конечно, где-то она это уже видела или читала: вино, свеча. И что Сухарев неоригинален.Но сейчас это не имело значения. Он сделал это все для нее. Он хочет быть с ней, она ему нужна. И это главное.В ночь за окном вдруг ворвались звуки ударных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104